Дело о дневнике загорающей
Шрифт:
Доктор Кандлер в замешательстве смотрел на чертеж.
– Я… я не знаю. Впрочем, обождите, мне кажется – да. Лучи от рентгеновского аппарата, конечно, пробили бы эту стенку. Я так полагаю, что фотокамера, которую вы имеете в виду, не защищена никаким свинцовым экраном или чем другим и собрана из алюминиевых и пластмассовых частей, как самая обычная.
– Вы меня поняли правильно, доктор Кандлер.
– В таком случае – однозначно да. Пленка засветится.
– Вся пленка целиком?
– Конечно. Здесь
– То есть если бы кто-то у вас в офисе подумал, будто у меня с собой фотокамера, а в ней – пленка, на которую заснято что-то ценное, что может быть использовано как доказательство, то этот кто-то мог бы, используя рентгеновский аппарат, мою пленку испортить?
– Да. При желании это можно сделать. Однако насчет кого-то у меня в офисе – маловероятно.
– Благодарю вас, доктор Кандлер. И еще один вопрос: вы сказали, что полное имя вашей медсестры – Роза Ракер Трэйвис, не так ли?
– Все правильно, сэр.
– Ее девичья фамилия – Ракер?
– Да, сэр.
– Она вышла замуж за человека по фамилии Трэйвис?
– Да, сэр, насколько мне известно. Но это было до того, как она начала работать у меня.
– Есть ли у нее сестра по имени Хелен? Хелен Ракер?
– Кажется, есть.
– Знаете ли вы некоего Говарда Прима?
– Нет, сэр.
– Это имя вам ничего не говорит?
– Нет, сэр.
– А Томас Сэккит? Это имя вам знакомо?
– Томас Сэккит… подождите-ка… Что-то такое припоминаю. Да, я лечил пациента по имени Томас Сэккит.
– А знаете ли вы Уильяма Эмори?
– Да, сэр, знаю.
– Мистер Эмори, если не ошибаюсь, был водителем того бронированного автомобиля, из которого неизвестные преступники совершили историческую кражу денег, принадлежащих банку «Меркантайл секьюрити»?
– Да, сэр.
– Являлся ли он одним из ваших пациентов?
– Да, сэр.
– Вы лечите его и сейчас, если обратится?
– Да, сэр.
– Спасибо, доктор. У меня все.
Председательствующий посмотрел на обвинителя:
– Еще вопросы?
– Нет вопросов, ваша честь.
– Приглашайте следующего свидетеля.
– Мой следующий свидетель – Перри Мейсон. – Гамильтон Бергер мрачно посмотрел на адвоката.
Мейсон немедленно встал, прошел на место свидетеля, поднял правую руку и повторил слова присяги.
– Прежде всего я спрашиваю вас, где вы взяли тот документ?
– Какой документ?
– Список номеров денежных банкнотов из числа пяти тысяч долларов, приготовленных для выдачи вымогателю. У вас не было абсолютно никакой возможности получить этот список.
– Но раз у меня не было абсолютно никакой возможности его получить, то само собой напрашивается вывод, что его у меня нет.
– Нет,
– Откуда вам известно? Вы их проверили?
– Я проверил те номера, что имеются у меня. Этот список является настолько секретной информацией, что руководитель местного отделения ФБР отказался дать их даже мне.
– Тогда позвольте мне, господин окружной прокурор, – Мейсон был сама учтивость, – вручить вам фотоснимок номеров, которые вы не смогли получить от ФБР. Одну фотографию я попросил сделать специально для вас.
Не скрывая, да и не желая скрывать комической торжественности момента, Мейсон подошел к столу окружного прокурора и отдал ему в руки карточку размером одиннадцать на четырнадцать.
– Но вы не ответили на вопрос, – не мог успокоиться Гамильтон Бергер, – где вы это взяли?
– Этот вопрос, мистер Бергер, я отклоняю. Отклоняю на том основании, что вы требуете раскрыть сведения, не подлежащие оглашению. То, чего вы требуете, несущественно, неправообоснованно и не имеет отношения к делу. Идет слушание дела против Арлен Дюваль по обвинению ее в убийстве, а не в похищении денег, которые, как считается, украл из бронированного автомобиля «Меркантайл секьюрити» ее отец.
Сказав это, Мейсон сложил на груди руки, снисходительно улыбаясь, вернулся к свидетельской стойке и спокойно занял то же положение, что и раньше.
– Ах да, как это я мог забыть, – с ехидцей заметил Бергер, – что противостоящий мне защитник – отъявленный буквоед. Чтобы защитить себя, он готов перепроверить каждую запятую в Уголовном кодексе и будет листать его, пока не протрет дыру. Но я отступать не намерен, и суд услышит факты, которые я считаю имеющими отношение к разбираемому делу.
– Задавайте вопросы по имеющим отношение к делу фактам, и вы не услышите от меня ни единого возражения, – ответил Мейсон.
– Хорошо же, я это и сделаю! В среду, десятого числа текущего месяца, вечером, ходили ли вы домой к Джордану Л. Балларду?
– Да.
– Подходили ли вы к окну в гостиной, выходящему на улицу?
– Да.
– И вы опускали и поднимали роликовую шторку, не так ли?
– Да. Все верно.
– Что?! Сейчас вы это признаете, мистер Мейсон?
– Конечно признаю.
– Но вы же отрицали это перед Большим советом присяжных.
– Ничего подобного я не делал. Вы спросили меня тогда, опускал ли я и поднимал ли роликовую шторку, подавая этим самым сигнал подзащитной. Я ответил, что нет. Вы затем поинтересовались, что, может быть, этими своими действиями я подавал сигнал кому-то другому, на что я также ответил отрицательно.
– Но сейчас вы признаете, что опускали и поднимали ту шторку?
– Естественно. Я же этого не скрываю.
– Но вы не сообщили этого Большому совету.