Дело о двойниках
Шрифт:
– А, ясно. Тайны мадридского двора.
– Линда…
– Ладно, ладно. Я не посягаю на секреты Уэстерна. Итак, ты решил все-таки извиниться?
– Перед кем?
– Наверно, передо мной.
– Но я же говорю, что целый день…
– Да, усвоила, был занят. Ты это хотел сказать?
Арбен кивнул.
– И сильно переутомился, бедняжка. И только поэтому не узнал меня, хотя прошел на расстоянии фута. Даже поздороваться не соизволил.
– Ты что-то путаешь, Линда. Я не выходил сегодня из дому.
– Тебя, мой милый, я вряд ли с кем-нибудь спутаю. А вообще мне надоели твои внезапные смены настроений. То ты ласков, то надуешься и
– Что именно? – съязвил Арбен.
– Не придирайся к словам, – отрезала Линда. – Твое поведение просто глупо. Во-первых, ты знал, что он меня пригласил. Во-вторых…
– Помилуй, я и не думал об этом, – перебил Арбен.
– Ты вообще в последнее время обо мне не очень-то много думаешь.
Они помолчали.
– Встретимся завтра? – предложил Арбен.
– Я освобождаюсь в пять.
– Отлично. Значит, в шесть. На прежнем месте? – полуутвердительно произнес Арбен.
– Не опоздай, – она пригрозила пальцем. – Кстати, в саду играет оркестр электронных инструментов.
Из Уэстерна до так называемой зеленой зоны Арбен без особых приключений добрался подземкой.
Он любил этот чахлый парк, отравленный дыханием города. Немало хороших минут провел он здесь, сражаясь по воскресеньям в шахматы со случайным партнером. Садовую скамейку обступали болельщики, обычно они разбивались на две партии, заключались пари, – словом, происходило примерно то же, что на ипподроме в дни заезда. Здесь, на пятачке, встречались любопытные типы: отлетавшиеся навигаторы, не знавшие другой профессии, кроме космоса, опустившиеся субъекты без определенных занятий, праздношатающиеся юнцы, люди, бескорыстно влюбленные в шахматы. Немало было тех, кого автоматизация безжалостно выбросила за борт, оставив им одно – слишком много свободного времени… «Обломки и накипь большого города», по определению Ньюмора, которого Арбену удалось однажды затащить сюда.
Линда встретила его у входа. Она торопливо доела мороженое и взяла его под руку.
С дамой появляться здесь было не принято, и Арбен лишь завистливо покосился па толпу, сгрудившуюся вокруг игроков.
Повиснув на руке Арбена, Линда без умолку болтала.
– Пока ты по обыкновению опаздывал, я успела придумать стихи, – щебетала она. – Правда, только две строчки. Прочитать?
– Прочти, – безучастно произнес Арбен. Его глаза, казалось, кого-то искали среди гуляющих.
– Я глядела на газоны…
За чугунного оградойТравка юная томится, —с чувством продекламировала Линда. – А дальше не получается.
Арбен остановился, немного подумал, затем медленно прочитал:
За чугунного оградойТравка юная томится,Ей бы выбежать на волю —Да решетка не пускает.– Браво, – Линда захлопала в ладоши так, что встречный прохожий удивленно посмотрел на нее.
– Погоди, – остановил ее Арбен и, зачем-то оглянувшись, так же медленно дочитал:
Пыль и копоть городскаяСлоем траурным ложится,Не дает вздохнуть свободно.Что же?– И все-таки это был ты, – вдруг сказала Линда, возвращаясь к вчерашнему разговору по видеофону. – В этой же серой куртке – таких никто в городе не носит, кроме тебя. Но бледный-бледный. Ты не заболел?
– Правда, Линда, я не выходил вчера. А где ты меня видела? – совсем непоследовательно спросил Арбен, пораженный внезапной догадкой.
– Вот вы и попались, мистер, – улыбнулась Линда.
Они приближались к открытой эстраде, где сегодня должен был состояться концерт электронной музыки.
– Из мастерской я зашла в автомат поесть. Знаешь, тот новый, на углу Десятой улицы, где панорама?
Арбен кивнул.
– Конечно. Тебе ли не знать? – заметила Линда. – Ты шел прямо на меня. И еще так дерзко посмотрел. Я хотела тебя окликнуть, но ты затерялся в толпе.
– А как он был одет? Тот, кого ты встретила?
– Как ты был одет? – переспросила Линда, делая ударение на слове «ты». – Я же говорю – как обычно.
– Вспомни все детали, это очень важно.
Линда задумалась.
– Ничего не бросилось тебе в глаза? – настаивал Арбен. – Разве что ботинки…
– Что ботинки? – живо переспросил Арбен.
– Они были с присосками. Ну, как те, которые надевают при невесомости, чтобы не плавать по каюте, когда корабль ложится на курс.
– Ты ничего не перепутала?
– Конечно же, – обиделась Линда. – Я еще хотела спросить у тебя, что это за маскарад. Ведь автомат-закусочная помещается на Земле, а не в космосе. Но ты выглядел таким… – Линда поискала слова, – таким бледным, что я просто растерялась. Ты мне скажешь, наконец, что случилось?
– Ничего не случилось, – пробормотал Арбен.
– Не хочешь говорить – не надо, – Линда поджала губы. Они вошли в открытый зал как раз вовремя – только что отзвенел третий звонок.
Сцена выглядела необычно. Не было музыкантов, не было инструментов, блещущих в лучах искусственного освещения. Посреди сцены стоял столик с магнитофоном. И это было все, если не считать систему усиления.
Первый аккорд прозвучал словно вздох. Людей на воображаемой ракете, летевшей к звездам, не было – Арбен это прочитал в программе. И все-таки он никак не мог отделаться от мысли, что так может вздыхать только живое существо. Резкая и своеобразная мелодия поначалу вызывала чувство протеста. Но потом Арбену показалось, что он вдруг ощутил и постиг пространство. Когда-то в детстве он мечтал о профессии капитана. Мечте не суждено было сбыться. Комиссия нашла, что у претендента чрезмерно обострены нервные рефлексы, и Арбен поступил в технологический колледж. Рядовой инженер могущественной компании-спрута – вот и все, чего он достиг. Но неосуществившаяся мечта, как это «сто бывает, наложила отпечаток на всю его дальнейшую жизнь. Арбен запоем читал рассказы о космических экспедициях, выпускаемые в дешевой серии, – у него скопилась их целая полка, квадратных книжечек в ядовито-синих обложках.
И вот теперь, слушая странную музыку, Арбен чувствовал, что он сидит, вернее – висит в невесомости перед обзорным экраном корабля. Ракета казалась ему, единственному человеку на корабле, абсолютно неподвижной. Арбен знал по описаниям, что это одно из самых тяжелых ощущений, выпадающих на долю космонавта, и перенести его дано не каждому. Проходят дни, недели, а в будущем это будут годы, а ты висишь на месте, корабль будто прилип к одной точке пространства, и все тот же узор немигающих звезд окружает тебя.