Дело о мастере добрых дел

Федорова Любовь

– Док... тор Наджед?..

– Извини, я не Наджед, - покачал головой Илан.

– И... правда. Голос другой...

Переделывать чужую неудачную работу всегда в разы тяжелее, чем сразу делать свою. Илан попросил чайник с жаровни и стул или столик под инструмент, попутно парой фраз объяснил стоявшему за спиной сопроводителю и подошедшей из соседней темной комнаты женщине, что думает о работавшем до него хирурге. Хоть и нехорошо было комментировать коллег. Тот зондировал рану вместо того, чтобы раскрыть ее и почистить. Что-то, может быть, вынул, но самого главного не нашел. Возможно, потому, что тоже работал под угрозой гвардейского меча. А,

может, по собственной тупости. Мог и лишнее в рану добавить, кто знает, что у него были за руки, и что за инструмент. Потом этот горе-лекарь наложил тугую повязку с лекарством, которое, по его мнению, должно было вытянуть заразу и ускорить заживление. То, что металлический наконечник от самострельного болта, уткнувшийся в кость и вошедший в нее, никакое лекарство не вытянет и зонд не достанет, ему было неочевидно. Илан не задавал вопросов, что и когда случилось с Номо. Вообще ничего не спрашивал. Все и так было как на ладони. По времени ранение совпадало с трагедией на ходжерском корабле. Если Номо был там, не о чем и спрашивать. Илан этих историй выслушал полсотни. От каждого, кто поступил в госпиталь. Почему Номо не поехал со всеми, если был на том корабле, и что за тайну представляет из себя место его нахождения - бог весть. Некоторые не любят, когда решают за них, и думают, что они умнее, что справятся сами, своими малыми силами. Уходят, практикуют самолечение и прочие негодные средства, зовут на помощь шарлатанов или вовсе колдунов. Видимо, находят в этом какой-то смысл. Возможно, в их глазах и в их обстоятельствах он даже опасно напоминает здравый.

В случае с Номо, приди помощь вовремя, или хотя бы с небольшим опозданием, как многим с корабля, рана не угрожала бы жизни. Теперь началась лихорадка, поднялся жар, отек распространился по самую шею. Илан сделал, что позволяли его возможности вне операционной. При тусклом свете, без ассистентов и в присутствии плохо понимающих его людей, не торопящихся выполнять распоряжения. Залил пациента лекарствами внутри и снаружи, оставил пилюли, микстуру и мазь для последующей обработки, дал капли от боли, рассказал, как правильно разбудить после нитораса, чего опасаться после пробуждения. И честно предупредил, что, если в ближайшие пару-тройку дней улучшения не произойдет, руку придется отнять по плечевой сустав.

Вынутую железку положил в блюдо под жаровней - на память.

– Поздно спохватились, дядя, - сказал Илан большому человеку.
– Мне плевать, кто вы, старший вор, мелкий контрабандист, скупщик краденого, беглый преступник или тайный имперский чиновник с секретным заданием. Мне не нужно ваше лицо и ваше или его имя. Но что вам стоило пойти в госпиталь два дня назад, вместе со всеми? Мы у себя не задаем вопросов, почему в мире появилась болезнь. Мы просто лечим. А вы... опоздали.

Большой человек, приведший его в дом, совсем опустил на лицо черную ткань и тяжело вздохнул.

– Ведите меня обратно, - посоветовал ему Илан.
– Если хотите пользы и жизни вашему подопечному, я буду ждать вас завтра на углу Поворотной и Крюка в это же время. Проводите меня сюда снова, я посмотрю, как идут дела, скорректирую, если потребуется, лекарства и сменю повязку.

Гвардейский меч к груди Илана в этот раз приставлен не был. Ему просто молча протянули платок.

Обратный путь по числу шагов и поворотов оказался короче. Похоже, шли они не через дворы, а улицами, напрямую. Если это и Старый квартал, подумал Илан, то самое его начало, обращенное к госпиталю. Провожатый молчал, Илан тоже сказал все, что нужно, еще в доме. На подходе к перекрестку с Поворотной, где начинались скользкие ступени, вдруг раздался быстрый топоток маленьких ног, движение ветра, треск, удар, а ведущий Илана под руку человек охнул, упал на четвереньки и на коленях поехал вниз по покрытым подмерзшей снежной кашей ступеням.

Илан сорвал с глаз повязку и первое, что сделал, поймал Мышь за шиворот, перехватив

ее оружие. В руке у Мыши был узелок. В узелке продолговатый тесаный камень с мостовой, завязанный в ее головной платок на ножке-скрутке, чтоб бить им с размаха.

– Пустите! Доктор Илан! Я вас освобожу!
– верещала Мышь.

– Уймись, дура, что наделала!

– Доктор Илан!.. Он же... он же вооружен!..

Фонарь над событиями располагался удачно. Черная тряпка, в которой можно было опознать ткань, из которой для префектуры шили форменные плащи, сползла с головы провожатого. Мышь попала ему в скулу. Допрыгнула ведь, коза. По лицу текла кровь. Догадаться-то было можно еще в доме. Просто Илан догадки от себя отгонял. Некогда было догадываться, слишком случай неприятный. В последние дни призраки прошлого взялись преследовать Илана толпой. Недружной, но упорной.

– Илан?
– голосом, который из-за хрипоты было не узнать, спросил бывший начальник портового отделения Адар. Номо приходился ему племянником.

– Да, господин Адар, - удерживая красную от гнева и машущую руками Мышь, отвечал Илан.
– Узнали ворону, как в рот влетела?.. Мышь, уймись!

Ничего не ответил Адар, подхватил свое черное покрывало и быстро похромал прочь. Гвардейского меча в этот раз у него под одеждой не было.

* * *

Мышь рыдала. Илан и тряс ее за плечи, и обнимал, и пытался втолковать, что именно она сделала не так, и все равно не мог успокоить.

Все, что происходило с участием Мыши, всегда делилось на две четко разграниченные части: хорошую и плохую. Она кидалась за Илана на предполагаемый меч и на взрослого большого человека, который мог прибить ее, малявку, как комара, ладонью. Причем, она победила. Это было... хорошо? Ну, предположим, что да. Подобная преданность с пустого места не берется, но, раз она есть, что теперь с этим сделаешь. Мышь - бесстрашный боец с огромным, судя по ее замашкам, уличным опытом. Зато Адар завтра за Иланом не придет. Это точно. Не тот человек, который дважды получает камнем в лицо по собственному недосмотру, или раз за разом оказывается в ситуации, которую не он контролирует. Номо жаль. Хорошего прогноза исходя из того, что Илан видел сегодня, вывести было нельзя. Даже если в лечении абсолютно соблюдать рекомендации и применять выданные средства, не перепутав схему, прогноз будет пятьдесят на пятьдесят. А дойдет до ампутации - куда они отправятся? Снова к тому первому коновалу, который загубил руку? Или найдут третьего доктора, четвертого, пятого, и так до смерти?.. Очень плохо.

– Что ты натворила, Мышь, - говорил Илан.
– Мой пациент теперь умрет. Я должен был ему помочь, а ты все испортила! Как мне объяснить тебе это? Я помогаю в любом случае. Если мне приставили к горлу нож, если мне завязали глаза, если на меня надели кандалы... Это моя работа, которую вместо меня никто не способен выполнить. Если я могу заступить за грань, отделяющую человека от смерти, я пойду туда хоть с завязанными глазами, хоть с отрезанной головой. Теперь Адар не придет за мной завтра, и его племянник умрет. У них есть какие-то причины прятаться, и мне неинтересно, какие... Но я его знаю, хорошо знаю. Он не вернется.

Перешедшие было в сопливые всхлипы рыдания возобновились с новой силой.

Илан жестко взял Мышь под плечо и повел, плачущую, в сторону госпиталя.

– Все, - сказал Илан.
– Заткнись. Я понял, что ты ради меня рисковала жизнью. Я все это видел. Я оценил. И я запомню. Но мне жаль, что ты сама не оценила мое стремление исполнить врачебный долг. Впредь знай, что младший медицинский персонал работает не только с закрытым ртом, но и с развернутыми рукавами. Не смей закатывать их для драки. Не смей лезть со своим разумением в мои дела. Научись себя вести!