Дело о мастере добрых дел

Федорова Любовь

На дежурстве и у стола доктор Наджед, так и что? В предоперационной столько же порядка, сколько бывает в мусорном ведре перед тем, как его отнесут на помойку, у кого-то берут кровь, не разув и не переодев предварительно. В операционной на полу лужа, битое стекло и упавший инструмент, в брюшной полости озеро из кишечного содержимого и крови, зажимы сегодня у всех соскальзывают, лигатуры рвутся, но все это лечится. Не лечится другое - что работа для Илана как ниторас, следы которого доктор Наджед недавно искал у него на руках. При ней не нужны наркотики. И, наверное, это так же вредно и плохо, как ниторас, но бросить ее нельзя, да, по правде говоря, Илан и пытался один раз всего. Безуспешно.

Он

сейчас понял, отчего и зачем искал Арденну. И почему не находил ее. В жизни не хватало стабильности, каких-то повторяющихся событий и циклов, чего-то устойчивого и узнаваемого. Просто этап привыкания к родному городу заново был такой. Ходжер Илана поменял, но не изменил, ерунда все это. Никакой он не другой человек. Все тот же любопытный и неосторожный Илан из Болота, которого нашли в камышах, приемный внук и неизвестно чей сын. Сейчас, когда события повторяются и патогномоничная арданская симптоматика в них отражена целиком, ему становится проще - и смотреть вокруг, и смотреть внутрь себя. И когда случается очередная внезапная и непредвиденная юхня, он уже может не говорить с досадой и страхом: "Вот же ... ! На Ходжере такого случиться не могло!" - а заинтересованно произносит: "Надо же, как интересно получилось! Мне здесь нравится, и я здесь нужен!"

Дальше будет проще.

А за соседним столом у Гагала после слов "раскрываемся, поправьте свет" почти сразу матерное продолжение. Канцероматоз. Вот там неинтересно получилось. Очень жаль.

* * *

К первой ночной, когда в операционной закончили, Адар из кабинета исчез вместе с письмом и с деньгами. Письменного ответа не оставил, через Неподарка передал на словах: "Я подумаю". Но, если деньги взял, над чем тут думать. Назад отдать будет труднее, чем отказаться от дела. Не запил бы только на них... Намура нет, государя Аджаннара нет, Мышь, эталон примерного поведения сегодня, ушла в спальню, один Неподарок возится с заданием, говорит, любит работать ночью, днем его всё отвлекает. От пребывания доктора Актара в лаборатории остались следы - вытащен на большой стол всеми забытый микроскоп. Зачем? Доктор Актар сначала смотрел свою кровь считал в ней красные тельца, остался удовлетворен, потом объяснял Намуру, как и зачем это делать. Неподарок слушал, все пересказал. А под платформу микроскопа сбоку подсунута та самая черная папочка Намура. Ненавязчивый намек, что Илану нужно ею поинтересоваться.

Илан достал, открыл. Три листка всего. Но неожиданные. Портовые отчеты о постановке на очередь по ремонту хофрского парусника "Гром", о том, что подвести понтоны плавучего дока к "Грому" из-за его габаритов возможно только в одном месте порта, и место это занимал ранее парусник "Итис", тоже габаритный и требующий ремонта, но сейчас "Итис" отбуксировали ближе к карантину, "Гром" провели и подготовили, а с самого "Грома" запросили водолазный колокол и разрешение на водолазные работы, потому что утопили якорь.

С одной стороны, история совершенно арданская, и совершенно невинная, в порту никого не удивит. Прибыли нормальные люди в порт Арденны на ремонт и сразу утопили якорь. Почему нет? Все так делают. Чем еще заняться, пока ждешь ремонта? Каждый развлекает себя, как привык. Доктор Зарен хочет в операционную, водолазы просятся под воду. С другой... Где в городе или в карантине можно спрятать груз государственной важности, которого недосчитались при перевозке на госпитальные склады? Те самые два освинцованных ящика. Причем, так спрятать, чтобы не пришлось однажды отдавать их законному владельцу - Арданской Горной Коллегии? А потом еще как-то перекинуть их на "Гром"? По сути, нигде. Заметят, найдут, сдадут, греха не оберешься. Или, не дай бог, начнут их бросать и

поджигать. Или они еще раз загадочно исчезнут, теперь уже навсегда? Воры здесь талантливые, а ящики внешне многообещающие, с трафаретными надписями, блестящие и тяжелые. Сыщики, опять же, не рыбьей костью штопаны. Есть вероятность пролететь. Другое дело вода. Роняй туда, что хочешь, и не видно, склады не арендуются, карантинный налог не платится, инспектор взятку не просит, и рыбы в адмиралтейство с доносом не спешат. С "Итис" уронили, на "Гром" поднимут.

И снова в деле есть заковырка с продолжением. Список с именами ученых, которых с "Итис" следовало забрать, могли подготовить и передать в нужные руки не на ишулланском берегу, а прямо на борту судна в момент нападения. И это значит, что предатели все еще здесь, нужно трясти команду и уцелевших пассажиров. Предателей не забрали вместе с похищенными учеными, они не погибли в стычке с пиратами и при пожаре, они остались в трезвом уме и добром здравии и организовали дело с потерей ящиков. А Намур, несмотря на свои причитания, что он не следователь и отпустите его на фельдшерские курсы, все соображает. Иначе бы этих листков Илану не принес. Просто хочет, чтобы его умозаключения кто-то подтвердил.

Но тогда непонятно, "Итис" подожгли по парусам вместо трюма потому, что боялись быстрого взрыва, или потому, что так можно было создать видимость катастрофы? Или отвлечь от возможного преследования, если вдруг опомнятся, или дать возможность справиться с огнем, не погубив окончательно судно, но задержав его на неопределенный срок в пути? А смысл тогда вообще поджигать?.. Проще перебить команду и бросить без управления в бурю, дальше самотопом... Там и так не все в порядке было. Если отвлекать таким образом внимание - риск огромный. Если стараться навредить - то в чем?

Может, предатели тогда не в команде, а где-нибудь в карантине или в адмиралтействе? Этот момент остается неясным.

Илан решил переписываться с Намуром, как до этого написал письмо Адару. Взял лист, начал излагать свои соображения. Письменные консультации, пожалуй, удобнее, чем очные.

В дверь постучали. Времени четверть первой ночной, если не больше. Кому не спится?

Доктору Ифару. Еще один беглец от Наджеда.

– Вас обезболить?
– спросил Илан.

– Нет, сынок, со мной поговорить. Я вижу, у тебя горит свет - ведь ты не спишь?

– Не сплю, доктор. Заходите. Что вы хотели?

Доктор Ифар, придерживая полы халата возле подвязанной руки, с готовностью прошел внутрь и уселся на кушетку.

– Пришел поблагодарить тебя, - сказал он.

Илан сложил листки в черную папочку, завязал шнурки, убрал в стол и откинулся на спинку стула.

– Через восемь-девять декад я выну вам проволоку из локтя, тогда поблагодарите, сейчас преждевременно. Руку разрабатывать вам уже пора. Занимайтесь, двигайте ею. И старайтесь не нарушать режим, раз вы остались в госпитале. Пациентам ночью нужно спать.

– Я не за себя, доктор Илан. За сыновей.

– Ну... доктора Гагала я не лечил...

– Ты меня лечил. Дурную голову мою. Я многое узнал, благодаря тебе. За это и спасибо.

Илана все это слегка смутило и насторожило. Условные благодарности за то, что кто-то что-то будто бы понял, он принимать не любил. Всё то не его заслуга, и неизвестно еще, правильно ли понимание. Завтра поссорятся, сегодняшняя благодарность сразу превратится в вину.