Дело о продаже Петербурга
Шрифт:
— Дядя, скажите, меня не убьют? — парнишка обратился почему-то именно к Арчи. Тот не стал его обнадеживать.
Из комнаты вышли «Главбух» и его люди.
— Можешь посмотреть, — предложил он Арчи.
— Тебе я верю, — ответил тот, делая ударение на первое слово.
— Хорошо, уходим.
Бойцы быстро облили пол и стены бензином. Арчи уже стоял на пороге, когда «Главбух» обратился к парнишке:
— А с тобой как скажешь быть?
— Я маленький, — прошептал тот. — И больной…
— Когда ты убивал моего друга, — констатировал «Главбух», — ты был большим и здоровым. («Чего он про Нину не сказал?» — почему-то обиделся Арчи). Но ты и правда еще мелкий.
По знаку «Главбуха» один из бойцов снова плотно завязал пленнику глаза и увел его в сторону машин. «Самая подходящая погода для спецопераций», — вдруг с нарастающим ужасом вспомнил Арчи слова Павла Олеговича.
Сойдя с крыльца, последний из бойцов поджег бензиновую струйку, вытекавшую из дома. Пока они бежали к машинам, Арчи хотелось оглянуться, но нельзя было терять темп.
Лишь когда сели в машины, «Главбух» на секунду обернулся.
— Мразь, — неизвестно к кому обращаясь, процедил он…
Выбраться из подвала горящего дома не удалось — Алексей перед уходом киллера слышал, как тот двигал наверху что-то тяжелое — наверное, поставил на крышку люка груз, вроде сундука. А дым все больше щипал глаза, принуждая расстаться с надеждой на избавление.
Тогда Нертов поднялся еще на ступеньку выше и попытался встать под крышкой люка, словно один из атлантов под балконом эрмитажного портика. А затем, как на силовой тренировке, толкнул изо всех сил доски наверх.
Знай киллер, что пленнику удастся избавиться от пут — он наверняка задвинул бы лаз в подвал чем-то более тяжелым, чем старый кухонный стол, который от усилий Нертова приподнялся вместе с крышкой люка и съехал с нее на пол, отчего в подвал ворвались раскаленный воздух и клубы дыма. юрист откинул крышку до конца и, живо натянув на голову куртку, выскочил из подвала. Времени пробираться к дверям у него не было, так как огонь уже вовсю жрал деревянное строение. Поэтому Нертов, слегка опалив волосы, «рыбкой» выпрыгнул на улицу, увлекая за собой остатки оконного стекла, и бегом рванул к забору, подальше от полыхающей дачи.
— Стоять! Руки за голову! — прямо перед Алексеем, выскочившим за калитку, направив на него ПМ, стоял здоровенный прапорщик в милицейской форме и неуставных полусапожках. Чуть поодаль от стража порядка стоял обшарпанный «уазик» с синей мигалкой, из которого выбирался еще один милиционер.
Алексей представил свой внешний вид: опаленные волосы, залитое кровью лицо, одежда, тоже испачканная кровью и подвальной грязью… А еще этот прыжок из дома, наверняка замеченный милиционерами. Кто стоит перед ними: ЮДПД — юный друг поджигателей домов? Случайно не угоревший на даче бомж, облюбовавший ее под временное жилье? Просто вор?.. Оправдываться и вообще что-то говорить сейчас было бессмысленно: коротко — ничего вразумительного не получится, длинно — не разберутся. Поэтому Нертов молча подчинился и поднял руки.
Он не ошибся: ни одному его слову, что случайно оказался в доме, не поверили. Ни менты из маленького областного отделения, зачем-то проезжавшие по дачному поселку, ни дежурный, к которому доставили задержанного. Более того, когда пожилой и тучный капитан с красной повязкой на рукаве услышал, что сгоревшая дача не принадлежит ни самому Нертову, ни его знакомым, то Алексею было сразу же заявлено о его причастности к поджогу.
— Так, Гена, прокинь-ка этого гаврика по ИЦ, и в клетку его, пусть сидит, пока начальство не приедет и хозяина дачи не найдут, — капитан подозрительно покосился на задержанного. — А ты, голубок, подумай покуда, может, что захочешь вспомнить…
На просьбу Нертова дать возможность позвонить домой, предупредить близких, чтобы не волновались, дежурный лишь проворчал, мол, не хрен названивать, не успел в милицию попасть, так сразу к телефону — посидишь, остынешь. Часа через три, если все в порядке, сам домой поедешь, всех расцелуешь. А физиономию свою можешь пока умыть — в «аквариуме» есть кран.
— Правильно, Кузьмич, — вмешался в разговор молоденький сержант — помощник дежурного, — у меня телефон и так едва работает…
Примостившись на жесткой неудобной скамье за прозрачной дверью, Алексей заметил, как помдеж Гена, которому капитан велел позвонить в Информационный центр, взволнованно подошел к своему начальнику с бумажкой. По обрывкам разговора Нертов понял, что влип капитально: кто-то поставил на него «сторожевик» — то ли объявил в розыск, то ли просто очень долго и безуспешно пытался поговорить «по душам». В этой ситуации, как юристу было прекрасно известно, его никуда не отпустят: в ИЦ местным ментам сообщили, кто из их коллег и интересуется задержанным.
«Все, приплыли! — с горечью подумал Нертов. — Теперь начнут названивать в город, сообщат заинтересованному лицу о задержании, потом, если меня какой-то идиот объявил в розыск, передадут ему или препроводят за несимпатичную решетку. А самое главное, позвонить Миле или Николаю, чтобы успокоить их, скорее всего не разрешат, мол, “вор должен сидеть”. В общем, финиш».
Алексей не ошибся: действительно, бдительный Филя Санькин втихаря от Латышева поставил на подозреваемого «сторожевик», в глубине души рассчитывая, что Нертов обязательно должен где-нибудь влипнуть в историю, после чего вопрос с арестом будет облегчен. А у местного дежурного появились дополнительные основания оставить задержанного в «аквариуме» по крайней мере до утра. Не ошибся Нертов и в том, что возможности связаться с друзьями у него не будет — когда дежурный ушел спать, а Алексей повторно попросил набрать городской номер, сержант категорически отказался (мол, на междугородние переговоры не выделяют денег), а после угрозы пожаловаться в прокуратуру, просто послал задержанного подальше, сказав, что тот может хоть голову себе расколотить о дверь «аквариума» — последняя все выдержит.
Единственное, что Нертов не знал — дозвониться до Санькина из дежурки тоже не удалось: Фили не было в кабинете, телефон которого был им оставлен информцентру…
— Здравствуй, Толик. — Федоров старался выглядеть как можно приветливее, смотря на высокого мужчину весьма неопределенного возраста, появившегося на кухне. — Присаживайся.
— Я сейчас еще чашечки принесу, — вдруг засуетилась старушка, взглянув на угрюмого племянника. — Я ненадолго, — и выскользнула в комнату.
— Присаживайся, — еще раз повторил оперативник, прикидывая, успеет ли он оказаться у двери раньше, вздумай великовозрастный племянничек попытаться удрать — не любят наркоманы говорить с «ментами». Но Толик, хоть и настороженно, а на край стоящего у стола табурета присел.
Разговор не клеился, наркоман старательно отводил взгляд и бесцельно перебирал руками край рваненькой клеенки, которой был застлан стол. Федоров решил воспользоваться проверенным способом, чтобы начать беседу. Он достал из кармана пачку сигарет, заметив, как напрягся собеседник, смотря за движением руки оперативника. Впрочем, сигарету Толик взял, хотя и не очень уверенно. Федоров похлопал себя по пиджаку в поисках спичек и снова обезоруживающе улыбнулся, разведя руками: