Дело о продаже Петербурга
Шрифт:
— Что я должен понять?! Ты, дешевая куколка, ты даже подумать не пыталась, на кого ты работала, в какое дерьмо залезла! Если сбудутся планы всех тех, кто тебя послал, тебе потом рук не хватит цветы на могилы таскать. Чего же они тебе, зараза, не приказали меня просто убить? Ты дрянь, ты этот провод через мою душу пропустила!..
— Алеша, прости, — Мила уже во всю рыдала. — Я все для тебя сделаю. Я расскажу, кто они!
— Хватит ныть, — велел Нертов. — Иди в ванную, умойся. Стой, погоди! Там собака. Она тебя же теперь сожрет окончательно.
— Рэмбо,
— Какая?
— Микрофон накрылся. Слушай запись.
Рэмбо сидел в одном кабинете с Игорем Борисовичем, принимая очередную нахлобучку. Когда несколько секунд назад позвонили из неприметного серого фургончика, стоявшего на улице Чайковского и в котором фиксировались все разговоры, происходившие в квартире юриста, Рэмбо сперва приказал перенести разговор на час, однако новость оказалась слишком серьезной. Игорь Борисович согласился с ним тотчас же.
А Рэмбо приник ухом к «трубе». Оператор, сидевший в фургоне, только что приставил к ней динамик магнитофона, воспроизводя звуки, которые успел воспринять злосчастный микрофон за минуту до своей кончины.
Сперва послышалось собачье рычание, потом громкий вопль Нертова: «Отдай, зараза!» После этого деятельность прибора прекратилась.
— Если они пошли в кабинет, то мы сейчас сможем их услышать по направленному микрофону, — сказал оператор.
Игорь Борисович вопросительно взглянул на Рэмбо. Тот ответил ему выразительной гримасой — надвигается звездец. «Мобильник» при этом он не выключил, лишь бы оператор не потратил лишние секунды, набирая опять номер.
Далеко отсюда, на улице Чайковского, наблюдатель высунул предмет, напоминающий трость, в окно машины и направил его в сторону окна квартиры Алексея. Потом он опять прижал собственный микрофон к «трубе» начальника, позволяя ему слышать напрямую происходящее в квартире. Сперва орал хозяин, но даже сквозь его крики прорывались истеричные Милины всхлипы. Потом послышался ее прерывистый, но вполне отчетливый голос: «Я сама хотела, чтобы ты все понял, я давно хотела все о них рассказать».
— Он ее расколет за четверть часа, — негромко сказал Рэмбо, но собеседник его прекрасно услышал.
— Остается самое противное, — ответил он. — Действовать по плану «форс-мажор». — Не забудь, кстати, про деятеля, который вчера лопухнулся в садоводстве.
— Он мне казался нормальным парнем. Я не понимала, чего ему от тебя нужно…
Нертов уже взял себя в руки. Слушать рассказ Милы было противно — каково ощущать, что последние дни каждый твой шаг в доме был доступен постороннему уху, как будто стены растворились? Однако девочка чувствовала раскаяние и старалась рассказать все, не пропуская ни одной подробности. Пару раз она принималась плакать, но тут же брала себя в руки, продолжаля повествование.
Звонок прозвучал неожиданно. Он выглядел уверенным, так звонят почтальоны и водопроводчики, а также мелкая домовая администрация.
— Сиди здесь, — Нертов направился к двери.
Уже возле нее он услышал, как дико взвыла собака в ванной. «Ждет, пока выпустят, — подумал Алексей, — девчонку растерзать хочет».
— Кто там? — спросил он. Такой вопрос Нертов задавал редко, но за последние пару лет — приучился.
— Городская прокуратура, — ответили коротко и веско. «Ну, вот дождался в самый неподходящий момент», — подумал Алексей, открывая дверь. Уже открыв ее, он задумался: а чего действительно могло понадобиться, но думать об этом больше не пришлось.
На пороге стоял незнакомый человек. Так показалось в первую секунду. Потом Алексей понял, что однажды его видел, а также слышал о нем много рассказов. Про него говорила Лена Михайлова. С ним как-то встречался Бананов. Наконец, его упомянула пять минут назад Мила.
Да, это был он. Тот самый Рэмбо.
Алексей взглянул в глаза визитера, сразу осознав, зачем тот пожаловал. Впрочем, все понять можно было, и взглянув на его правую руку, заложенную за пазуху.
«Ему нужен не только я, — мелькнуло в голове. — Значит, он должен зайти». И Нертов сделал шаг назад, как радушный хозяин, предлагающий гостю переступить порог.
Рэмбо расценил это именно так. Удовлетворенно улыбнувшись — как все удачно сложилось, он вошел в коридор, не забыв прикрыть за собой дверь. Его правый локоть медленно двинулся вверх. Но Алексей не стал ждать.
Первый удар был за ним. И он сделал как надо, как хотел. По большому счету, такой удар в голову соответствует рекламе газовых пистолетов — полная, пусть и недолгая отключка, временный паралич без особого вреда для здоровья негодяя. И гость медленно осел, слегка стукнувшись затылком о дверной косяк.
— Добро пожаловать, — Алексей нажал носком на запястье гостя, а затем осторожно извлек из его кармана пистолет с глушителем и отбросил оружие в угол прихожей.
Юрист понимал: если удар дозирован верно, то Рэмбо очухается минут через пять. К этому времени он должен быть надежно закреплен. За веревкой далеко ходить не надо: благо, рядом должны валяться кроссовки. Шнурок от них, если его намотать на большие пальцы пленника, зафиксирует руки не хуже наручников.
Нертов повернулся, машинально ощутив мелкий дискомфорт, какую-то недоделку. Однако не стоило тормозить, убивая время на размышления в столь ответственный момент. Он все-таки лицо частное и не смеет покушаться на силовые прерогативы государства, пусть дело идет даже о пороге собственного дома. У нас не Штаты, где в частных владениях можно нашпиговать свинцом хоть роту незваных визитеров. В России некоторые уверены до сих пор — гражданин обязан набирать волшебные «02», даже если в него целятся, может, даже и стреляют.
Размышляя об этом, а заодно ругая себя за бесхозяйственность, Алексей рылся в груде обуви, пытаясь найти кроссовки с приличными шнурками, которых, само собой, не находилось. Маша, зараза, ими позавтракала, что ли? Он был уверен: если бы понадобился молоток — добавить визитеру для полного успокоения, кроссовки обязательно валялись на виду, а вот молоток не попался бы.
Алексей сместил взгляд и тут же обнаружили нужную обувку, выглядывающую из-под кресла. Через секунду он уже держал в руках крепкий шнурок — хоть скрутить, хоть удавить.