Дело о свалке токсичных заклинаний
Шрифт:
– Я хочу, чтобы ты исследовал содержимое этого сосуда и разобрался, какие заклинания сделали его столь зловредным, что мой детектор просто рехнулся. Теперь, прежде чем снова его включать, мне придется заняться экзорцизмом.
– Интересно. – Михаэль принял у меня бутылку и завернул в зеленый шелк с магическими символами, начертанными голубиной кровью. – Когда тебе нужны результаты?
– Вчера. – Михаэль изобразил вежливую улыбку человека, который не только не обладает чувством юмора, но еще и вынужден терпеть нападки назойливых посетителей. – Если серьезно, то хорошо, чтоб завтра до вечера анализы были готовы.
– Ясно. Это значит, что я должен отложить все свои первостепенные дела и заняться новой работой.
Михаэль Манштейн – слишком важная персона, чтобы неряшливо обращаться с языком. Он никогда не сказал бы «приоритетные» или, допустим, «первостатейные» дела – только самые нейтральные слова.
– Очень мило с твоей стороны. – Какие бы там ни были у него первостепенные дела, мое зелье важнее.
Он снова принялся выцарапывать свой круг. Я повернулся, чтобы уйти: торопить Манштейна – все равно что пытаться заставить Солнце взойти быстрее. И тут я вспомнил:
– Михаэль, какими магическими инструментами ты пользуешься?
Он замкнул круг и только тогда ответил (всему свое время, в этом весь Манштейн):
– От Бахтияра. У него – самые лучшие. До промышленной революции каждому магу приходилось самому себе быть и кузнецом, и резчиком, и рисовальщиком. Если он сам не изготавливал себе инструмент (причем порой начиная с очистки руды, в которой содержится нужный металл), тот не мог полностью соответствовать своему хозяину, и никакой магии не получалось.
Современная технология в корне все изменила. Правильное применение закона контагиона позволяет инструментам заклинателей сохранять мистическую связь с тем, кто их изготовил, даже если ими пользуется кто-то другой, а закон подобия настраивает их на любого мага-заказчика. Одни фирмы применяют первый метод, другие – второй, третьи пытаются скомбинировать оба.
– Почему тебя это интересует? – спросил Михаэль.
– Потому что я был уверен, что ты пользуешься инструментами Бахтияра, – ответил я, – и потому что Бахтияр, возможно, каким-то образом связан с той настойкой, которую я тебе принес. К тому же мне известно, что Бахтияр отправляет свои отходы в Девоншир, а между Девонширской свалкой и этим зельем может существовать какая-то связь. Хочу, чтобы ты знал об этом.
– Ты прав. Спасибо, – сказал Манштейн. – У меня есть запасной набор, который привез мой отец из Германии после Первой Магической. Я пользуюсь им, когда требуется избежать интерференции Сил.
– Разумно, – согласился я. – И еще, Михаэль…
– Да?
– Осторожнее с этой настойкой. У меня такое нехорошее ощущение, что она очень-очень мерзкая.
– Я всегда осторожен, – ответил Манштейн.
***
Телефон завизжал. Мне безумно захотелось завизжать в ответ. Большую часть дня я провел, пытаясь обзвонить всех, кто способен определить статус богов индейского племени чумашей, и не добился практически никакого успеха. Половина ученых, с которыми я беседовал, была убеждена, что оные Силы вымерли, к своему же счастью. Если бы вы послушали другую половину, пришлось бы выселить из княжества восемь миллионов человек, дабы упомянутые Силы могли владеть этими землями, как в прежние времена, когда их населяли только чумаши.
– Дэвид Фишер, Агентство Защиты Окружающей Среды.
Это оказался не очередной теолог, за что я от души возблагодарил Господа. Это был Михаэль Манштейн.
– Дэвид, ты не мог бы зайти в лабораторию? Я хотел бы поговорить с тобой о том образце, который ты вчера принес на анализ.
– Ну, если ты так хочешь… – Едва услышав его голос, я схватился за свинцовый карандаш и блокнот. – А мы не можем поговорить по телефону?
– Лучше не надо, право же, – замялся Михаэль. По телефону было трудно уловить его интонацию, к тому же я всегда считал, что даже конец света не поколеблет спокойствия нашего мага. Но его голос показался мне весьма безрадостным.
Около лаборатории прибавилось ограждающих символов, но я не придал этому особого значения. Как любой маг, стоящий своего лабораторного халата, Манштейн всегда уделяет повышенное внимание самозащите. Техника безопасности день ото дня меняется, и, не соблюдая ее, вы рискуете потерять душу. Михаэль Манштейн не из тех, кто запросто так рискует душой.
– Ну, что у тебя там? – спросил я, входя в дверь. В самой лаборатории тоже прибавилось амулетов, причем многие изображали пернатого змея. – Что, так скверно?
Манштейн молча смотрел на меня. Его взгляд показался мне удивительно растерянным, как будто Михаэль ловил карпа, а вытащил из воды Ермунганда, змея Мидгарда. На его столе стояла та самая бутылка из-под майонеза. Вокруг нее было нацарапано семь концентрических кругов. Позвольте вам напомнить, что посадочную площадку для межконтинентальных мегасаламандр защищают всего восемью кругами. Это было не просто «так скверно», это было хуже некуда.
– Дэвид, я практикующий заклинатель с двадцатисемилетним стажем, – начал Михаэль. Очень характерная черта Манштейна – точность во всем. На его месте я сказал бы «почти тридцатилетним». Он продолжал: – За все это время я никогда не сталкивался со Злом такого масштаба.
– Оно могло вызвать апсихию у зародыша? – спросил я.
– Удивительно, что оно не лишило души мать, – ответил он. Любой другой сказал бы это только ради красного словца. Любой, но не Михаэль. Он протянул мне пергамент. – Вот предварительные результаты анализа.
Быстро пробежав взглядом листок, я несколько секунд тупо смотрел на него, не в силах поверить собственным глазам, так же, как вы, например, отказываетесь поверить тому, что видите на фотографиях жертв концлагерей Второй Магической войны. Иногда ужас бывает настолько силен, что его невозможно осознать сразу.
Я прочитал еще раз. И слова, будь они прокляты, не изменились. Я заставил себя произнести их вслух:
– Человеческая кровь, Михаэль? Содранная человеческая кожа? А ты уверен, что твоя техника способна отличить суррогаты от настоящих? Может, это эрзацы, полученные скорее с помощью закона контагиона, чем закона подобия? – Это тоже было бы достаточно мерзко, но я хватался за соломинку и сам понимал это.
Манштейн покачал головой:
– Боюсь, вероятность этого равна нулю. Я тоже надеялся, но я не просто провел магические тесты, я использовал физические методы, применяемые в судебной экспертизе. Никаких сомнений в подлинности человеческого компонента нет.