Дело о таинственном наследстве
Шрифт:
Граф побледнел еще больше, а письмоводитель, которого в этот раз взял следователь протоколировать разговор, застыл знаком вопроса с пером наготове.
Саша облокотился спиной об стол, почувствовав желание хоть на что-то опереться посреди зыбкой почвы происходящего допроса. Он внезапно понял, почему так дотошен следователь, почему смотрит глазами невыразительными и острыми одновременно.
– В первый раз, – глядя в глаза Никифорова, как можно спокойнее произнес он. – Смесь новую придумал, легкую очень, хотел, чтобы тетушка оценила…
– А отчего же сами во весь вечер
– Да я в последнее время все больше на сигары перехожу, вот. – Саша открыл небольшой сигарный ящичек, стоящий на столике возле него. – Для этого и смесь такую изобрел, легкую, чтобы от папирос совсем отвыкнуть. Кисет на случай, если все же не сигару, а папиросу захочется, ношу…
– А-ха! – Казалось, следователь таким ответом был весьма удовлетворен. – Ну хорошо, граф! – Голос его, казалось, слегка помягчел.
– Теперь бы мне, отвлекаясь от прямых вопросов касательно имеющегося дела, хотелось бы услышать ваше мнение вот о чем.
Кончик носа у Аркадия Арсеньевича опять весьма не вовремя зачесался, но листочка рядом не было, а руками почесать было бы некомильфо, поэтому следующую фразу следователь произнес слегка прослезившимся голосом, сильно дергая требующим внимания носом.
– Основываясь на том, что мне с приезда удалось узнать, я пришел к выводу, что в этом деле существует три основных вопроса. Причем только один из них правильно поставлен. Вот они. – Не выдержав и быстро и несолидно почесав нос, Аркадий Арсеньевич вздохнул и секунд пять помолчал для значительности.
Первое: или вы убили вашу тетушку.
Второе: или кто-то хотел убить вас.
Третье – или кто-то хотел и убил Феофану Ивановну, – и, не давая графу вставить слово, продолжил: – А кстати, граф, что за такой таинственный карточный долг на вас висит? Впрочем, можете не говорить, спасали мальчишку? – Аркадий Арсеньевич засмеялся. – Наслышан, наслышан. Да… Только вот сумма… Граф, какую сумму вы остались должны брату Софьи Павловны Зюм?
– Пять тысяч рублей, – прошептал граф, еще не совсем опомнившийся от неожиданного обвинения, как бы вскользь предъявленного следователем.
– Не мало, не мало. Как собирались отдавать?
– Земля, часть моей земли в Саратовской губернии под аренду выставлена. Платежи к началу октября ожидаются… На 6 тысяч…
– Стало быть, вы располагаете возможностью долг уплатить и явились к госпоже Ровчинской не за деньгами?
– Нет! – горячо воскликнул граф, уже полностью пришедший в себя. Возмущение от того, что его могли заподозрить в таком страшном деле, ударило ему в голову. – Нет, уважаемый господин следователь, не для того, чтобы ее убить и получить наследные деньги. И не для того, чтобы ими расплачиваться за даже не свой карточный долг!
– Да, я понимаю ваш гнев, не сердитесь, граф. – Вострый глаз Аркадия Арсеньевича погас. – Это в наших общих интересах найти, вы понимаете, найти не много не мало, а убийцу. Страшно сожалею, но слова ваши требуют полного доказательства. Расписочку на долг я уже видел, а вот доказательств того, что вы в состоянии расплатиться, у меня нет. Вы уж предоставьте их мне, если возможно… Тогда, будем надеяться, и, как это говорится, мотивов для возможного преступления и подозревания вас у меня не останется…
И Аркадий Арсеньевич опять значительно помолчал…
– Фактическая сторона, знаете ли, прежде всего. А при всем моем уважении к вам ситуация выглядит не очень хорошо. Сбегаете из Москвы к богатой родственнице. Время отдачи долга приближается. Родственница умирает… И если бы не бдительность доктора Никольского, так бы и похоронили вашу тетушку, считая, что от удара скончалась… Н-да…
У Антона Ивановича, который подслушивал за дверьми, от ужаса подкосились ноги и он опустился на колени.
В это же самое время, пока Аркадий Арсеньевич изощрялся в искусстве дознания, а граф искал поддержки у стола, Николай Никитич сидел в кресле и читал книжку. Наталья тихонечко пробралась к нему за спину и осторожненько поцеловала в щеку. Князь засмеялся, поймал Наташину руку, потянул и усадил ее на кресло подле себя.
– Ну что, девочка, давненько мы с тобой не сидели, не разговаривали! Все хлопоты, суета, теперь вот это все. – Князь жалостливо посмотрел на Наташу. – Побледнела, похудела. Надо же было, в нашем доме, – вздохнул он.
Похоже, во всей этой истории Николая Никитича после беспокойства за дочку и графа больше всего волновало, что столь непонятное и страшное происшествие случилось именно в их доме. Ему тяжело было от вида прислуги, уносившей тело, от крестящейся молоденькой горничной, вымывающей полы после всего, от гор не съеденной и выброшенной еды. Так бывает после поминок… Вообще, вся эта история напомнила ему то давнее, нестерпимо больное, что пришлось пережить со смертью его Машеньки. Губы у князя дрогнули, он шумно выдохнул воздух и заморгал часто-часто, чтобы, не дай бог, слеза не показалась на глазах. Но Наташа все увидела и все поняла. Она шла к отцу рассказать то, что не успела рассказать графу, посоветоваться, что дальше делать. Однако сейчас, глядя на отца, передумала. Ну чем он сможет ей помочь? Только разволнуется, расхворается, быть может, даже. Но тогда кому? Этому неприятному следователю, который принес такие страшные новости, который будто смеется над Наташиными предположениями и каждое слово записывает остро отточенным карандашом?
На всякий случай она спросила мнение отца об Аркадии Арсеньевиче.
– Честно говоря, дочка, не показался он мне таким уж проницательным. Видно, что по протоколу все работает. Вопросы повторяются, и формальные они какие-то… Не из ума… Факты его интересуют, а не фантазии. В принципе правильно, но мне всегда казалось, что из фантазии можно извлечь много полезных фактов. А как в расследовательском деле без фантазии-то? Не знаю.
«Значит, со следователем мне действительно разговаривать бесполезно, – подумала Наташа. – Тот все за фантазию примет и забудет. Факты-то есть, а вот их доказательства… Он же видит во мне только глупенькую барышню, даже, пожалуй, и слушать не станет. Значит, надо рассказать кому-то еще, уважаемому, а тот уже передаст все куда следует».