Дело о Темном Властелине

Комаров Артем А.

— Понял уже. Залог вернулся.

Сердце, что прилагалось к помолвке. Бух-бух-бух. Вот стучит, аж в ушах отдается. Так это мои листочки подмахнула, подтвердив расторжение. Так я тот болван, что от нее отказался, опозорив. Вот и ответ в моих руках появился.

— Не буду мешать тебе свое призвание реализовывать.

— Почему сейчас? Три тысячи лет прошло. Да и последствия от разрыва.

— А что ж ты раньше о последствиях не думал? Отказать может невеста, тогда все честь по чести, а если отказался жених…

— То

не будет у нее выбора, кроме победителя. Всего лишь приз она в турнире страшном. Так это всего лишь заветы древние, кто их соблюдает?

Вот и второе послание, что турнир назначен, все желающие могут получить Империю и прилагающуюся к ней хозяйку. Бесправная, бессловесная. И все из-за моего гонора безграничного, с годами обломанного. А ведь мог по-другому все решить, так не стал, о себе только думал, о себе.

— А что ж вы по заветам штрафуете, а? По семье соскучилась, давно не видела.

— Не мог тебя Погром Всевластьевич выгнать, не указ ему мнение окружающих.

— Так он и не выгонял. Две тысячи шестьсот пятьдесят семь штрафов заплатил по заветам выписанных, только вот две тысячи шестьсот пятьдесят восьмой в мои руки попал, так и узнала, что зря все эти годы из свадебного платья пыль выбивала. Да и поняла, почему гостей поток так резко уменьшился, только самые близкие, верные смели к запятнанным приезжать. А знаешь, кто штрафы по заветам-то выписывал?

— Я их просто утверждал, раз в год все сразу.

— Не читая, не вникая, не думая.

— Административка, не моя работа. Совместительство.

— Что ж, я твое обращение рассмотрела, внимательно изучила, свидетельские показания собрала и решила подтвердить. Теперь ты свободен, лучший Меч Справедливости.

Портал открылся, зияя темнотой.

— Это что такое?! — шумел Погром Всевластьевич.

— Папа!

Прижалась к отцу, ластится, соскучилась. На меня никто внимание не обращает.

— А этот что тут делает? Это он тебя заставил?

— Нет, ты же сам знаешь, заставить меня невозможно. Он тут как представитель Совета, жалобы рассматривал.

— Жалобы? Да я сейчас ему уши откручу!

Вот верю, что открутит, я бы за свою дочь не только уши бы пооткрутил. А главное за дело же.

— Пап, не трогай его, тебя еще в камере замуруют из-за нападения на должностное лицо, мама расстроится.

— Мама расстроится? Да она рыдает горючими слезами, уже два леса сгорело. Ничего, я сначала этому по шее надаю, а потом и победителю.

— Не вздумай!

— И вздумаю!

Что ж, понятно в кого упрямство у моей Лу Погромовны.

— Уже!

Да, последний бой будет с тестем. Главное, не изувечить, а то она меня точно не простит. А так хоть какой-то шанс на прощение через очень много веков есть. Заявка отправлена, я первый в списке. Не отдам никому! Моя!

ГЛАВА Турнир

— Он что все ещё здесь делает?! — гремел Погром, узрев меня за завтраком.

— Пап, чуть тише.

— И так тих!

— Пап, ты голосом горы рушишь, сейчас мой дом трещать начнёт.

— У тебя другой есть. Вон, рядом замок целый, а она в пристройке обосновалась.

Сказал это бывший будущий тесть существенно тише.

— А этот тут пока гость и участник турнира. Законы ты знаешь.

— Вечно законом прикрывается. Тоже мне, гость — в горле кость.

— Вот, кстати о костях, скоро участники, организаторы прибудут, нужно дом для них сделать. Я тут план набросала.

Листы появились в руках Погрома.

— Так, сойдёт. Комнат не многовато?

— Так уже двести пятьдесят заявок. По заветам до трехсот сорока восьми можно, делаю по максимуму.

— Сколько голодранцев развелось. Сама построишь или мне доверишь?

— Сама. Я ж тебя знаю, устроишь ещё какие сюрпризы в комнатах. Мама когда появится?

— Только после турнира. Сказала, что не сможет спокойно на это смотреть и не вмешиваться.

— А если мама вмешается, то землетрясений не избежать.

— Не для того мы тебя растили, чтоб ты, как стакан убогий, в карты разыгрывалась.

— Ой, не бери в голову, всегда есть выход.

— Даже два — самоликвидации или отречение в башне заточения, — подтвердил я со знанием дела.

— Ууууу, Отчуждение! Моя дочь в чёрной башне до скончания веков! Вот зря мать послушал, не оторвал ему голову.

— Почему чёрная? Она из белых камней.

— А ты откуда знаешь? — одновременно с Погромом спросили.

— Так была я там. Если не убирать да от копоти не очищать, так все почернеет. Да и какое отчуждение, пансионат, все для жизни есть, посещения каждые полвека.

— Я тебе отрекусь, — погрозил пальцем дочери Погром. Но мы то оба знали, что бесполезно угрожать. Что захочет, то и сделает. А значит, надо не допустить её до такого решения.

"Эх, Лавушка, радость моя наитемнейшая. Беда бедовая наша дочь старшая, одни голодранцы кругом да белоручки убогие, не из кого и выбрать, чтоб поболеть да поддержать. Эх, зря тебе послушал, не стал Рейнарду уши откручивать да мозги на место вставлять, вот теперь и придется переживать да волноваться. Даже вот думаю, пусть уж этот убогий выиграет, все же из семьи порядочной и не голодранец ничтожный. Говорят, в веках седых да в сказаниях давних были герои, что не за себя дрались, а за честь девичью да за свободу выбора. И где такой убогий найдется, что добровольно от земли откажется? Не найдется, придется за Властьюшкой следить да приглядывать, чтоб глупости не сделала, в отчуждение не отправилась. А жениха да мужа, если что, согну в дугу и сразу покажу, что с ним станет, если дочь обидит.