Дело о воскресшем мертвеце

Константинов Андрей Дмитриевич

— Ну, того «топтуна». Не Понкратова, а… Как его?

— Сметанина? — спросил я, не веря своим ушам.

— Именно — Сметанина.

Я отстранился, усадил Полину на тот самый табурет, где только что сидел сам, придвинул себе второй. Сел напротив.

— Подожди, — заговорил я, старательно подбирая слова. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. Мы столкнулись с ним здесь недалеко. На Театральной площади. Он куда-то бежал, едва не сбил меня с ног.

— Ты уверена?

— Да, а почему ты спрашиваешь?

— Потому,

что Юра Сметанин сгорел в собственной квартире пятого февраля. Почти месяц назад.

— Не может быть! Это был он. Я точно знаю! 

6

— Спокойно, Князь. Как призывал один знаменитый персонаж? Спокойствие, только спокойствие. — Зудинцев терпеливо наблюдал за моими метаниями по кабинету. Утро, стену на другой стороне двора, напротив окон нашего кабинета, щедро освещало не жаркое мартовское солнце. — Повтори еще раз, что тебе вдова Ратнера сказала.

— Что примерно неделю назад она видела Сметанина, да? Живого и здорового, понимаешь?

— Допустим. Ты звонил в квартиру Кости Пирогова?

— Конечно. Раз сто! Никто не берет трубку.

— А этой, как ее… Тете…

— Антонине Константиновне?

— Ты ей звонил?

— Нет.

— Ты даже лучше не звони — съезди. Порасспроси ее, как дела. И заодно задай вопросы о Сметанине. Разумеется, придумай, на кой он тебе сдался. Хотя, по твоим рассказам, ходок ты редкостный: не знакомые тети тебе двери открывают, а молодые вдовы в постель ложатся.

— Да ну тебя!.. — в сердцах выкрикнул я.

Михалыч не обратил внимания. Он вернулся к своим делам, которые я прервал необычно ранним появлением в отделе и громкой тирадой на жуткой смеси грузинского и русского, в основном матерного. Зудинцев меня терпеливо выслушал. И, как обычно, дал дельные советы. Одним словом — опер, пусть и бывший.

Я натянул куртку, уже в дверях притормозил:

— Спасибо, Жора.

В ответ он только махнул рукой: спеши, мол, труба зовет.

* * *

Антонину Константиновну я застал дома. Похоже, она не расстроилась моему вторжению, а, наоборот, обрадовалась. Я, жутко стесняясь, протянул ей коробку печенья, которую прикупил, пробегая мимо «Метрополя».

— Тут вот… Что-то вроде гостинца.

— Ты проходи, Зураб. Сейчас мы чайку выпьем. Или, может, водочки? — Видимо, меня удостоили самого высокого доверия. — У меня тут как раз бутылочка на травах настоялась. Все хвори наши болотные отгоняет.

— Нет, спасибо. До шести вечера не могу — служба.

— Начальник строгий? — спросила тетя Нина. — Может, это и правильно.

Она набрала воды в чайник, зажгла газ.

— У меня, Зураб, радость.

— Какая?

— Сын из Москвы

возвращается. Хотя не то чтобы возвращается. Его фирма здесь отделение открывает, а сына моего начальником в родном городе сажают. Он приезжал на днях. Да на следующий день, как мы познакомились.

— Здорово, — выдохнул я. Мне не терпелось задать вопросы, но мой шеф — Спозаранник — советовал сдерживаться. Не спешить. Что-то люди, если их, конечно, не торопить, и сами расскажут.

Чайник закипел. Тетя Нина поднялась, достала из сушилки две чашки. Тщательно заварила чай.

— Ко мне вчера соседка заходила. Она этажом выше Кости Пирогова живет, аккурат наискосок. Жаловалась, что он совсем обезумел. Музыка и днем, и ночью. А как-то вечером она видела, что он из дома выходил. В пакетах пустые бутылки перезванивались. Совсем парень опустился… — Тетя Нина поставила передо мной чашку. — С травкой, для сердца полезно. Не пошаливает сердце-то?

— Есть немножко, — улыбнулся я. Антонина Константиновна понимающе кивнула.

— Тетя Нина — можно я буду вас так называть? — вы в прошлый раз говорили, что Костя из-за Юры Сметанина сильно переживал…

— Похоже, до сих пор убивается. — Антонина Константиновна тяжело вздохнула. — Юрка в последнее время совсем… Как это? Крутой он стал. На машине шикарной ездил. У меня Валька до сих пор на отцовской «копейке», а Юрка на эдаком лимузине разъезжал.

— Лимузине? — с недоверием переспросил я.

— Знаешь, такая большая. На дверцах надписи. «Сенат».

«Сенат»! — Снова «Сенат»!)

И еще казино какое-то… — тетя Нина на мгновение задумалась. — Нет, не помню. «Сенат» — точно, а вот казино… Извини, сынок. Не помню. Знаешь, как говорят: старость — не радость, молодость… Раньше «Евгения Онегина» наизусть знала. Поверишь ли?

— Конечно, верю.

— Теперь только «Мой дядя самых честных правил…» и остался.

— Антонина Константиновна, можно от вас позвонить?

— Работа?

— Именно, — я виновато улыбнулся.

— Это важно. Телефон в комнате, в гостиной.

— Спасибо.

«Гостиная» — самая большая в квартире комната — была прибрана с парадной тщательностью. Телефон, как генерал, разместился на высоком столике с одной-единственной ажурной ножкой.

* * *

— Охранная компания «Сенат», — бодро ответил мне девичий голос. Если судить только по нему, барышня — лет двадцати — обладала и другими прелестями.

— День добрый, — бодро отозвался я. — Можно ли Андрея Викторовича Саломатова услышать?

— Андрей Викторович очень занят, — решительно ответила секретарша.