Дело о живых мишенях
Шрифт:
– Ладно, переговори со своим хозяином, – согласился Бес. – Только передай ему, что если я не получу свою десятину в конце этого месяца, со следующего будете платить мне вдвое больше, – предупредил он.
На том и расстались. Проводив незваного гостя, Секачев беспокоить вице-мэра из-за наезда какого-то Беса не собирался. Гершевич для того и поставил его управлять баней, чтобы он сам решал такие вопросы. Что-что, а «решать вопросы» Виктор Валентинович умел, за что в свое время ему и доверили такую хлебную должность, как начальник городского отдела милиции на Центральном рынке. По сути, он прикрывал (в разумных, конечно, пределах) орудующие на рынке преступные воровские группировки. Правда, действовал Секачев не сам по себе, а в тесной связке со своим начальством, регулярно «отстегивая» ему от прибыли. Одни «наперсточники» на своих игровых станках «поднимали» за месяц до ста тысяч долларов. А у бригады, торгующей угнанными автомобилями, обороты были еще солиднее да плюс толпы мошенников, карманников, наводнивших крупнейший
Бедный Секачев буквально разрывался на части, чтобы никого не забыть и никого не обидеть. Крутиться ему приходилось денно и нощно, и он был постоянно на нервах, но не роптал, зная, за что работает. В результате им были довольны все: и бандиты, которые промышляли на рынке, не опасаясь преследования со стороны органов внутренних дел, и высокопоставленные менты, которые по идее должны были требовать от майора милиции Секачева нещадно с этими бандитами бороться.
Службу в милиции он начинал простым милиционером-водителем роты ППСМ и с первых же дней проявил себя свойским парнем. Пил наравне со всеми, лазил по карманам у задержанных пьяниц и ничем особым не выделялся. Так бы и служил Витек Секачев водилой по сегодняшний день, если бы не пришла разнарядка в юридическую академию. Чему он там научился, в этой академии, неизвестно, но сразу по ее окончании его назначили на офицерскую должность зама по тылу того самого ГОМа, который он впоследствии и возглавил. И все у Витюли, как по-приятельски называли Секачева его сослуживцы, было хорошо, но этого «хорошего» майору всегда казалось почему-то мало. Глядя завистливыми глазами на других, Витек горько осознавал, что, как и прежде, барахтается где-то на нижнем уровне. Ну, не совсем так уж и на нижнем, но и не на верхнем, это точно. Над начальником ГОМа Секачевым была еще такая свора начальников, что не хватит и пальцев на руках, чтобы всех их перечислить, ведь кормить ему приходилось два управления – городское и областное, а рынок-то не бездонная бочка. Хорошо, на его «земле» все было под контролем: без его ведома даже нищие не посмеют свое жалкое подаяние просить, и рынок жил своей обычной жизнью: мельтешили, ни от кого не таясь, с пачками купюр менялы-кидалы; мошенники всех мастей обували «лохов»; карманники резали сумки зазевавшихся покупателей; охранники-рэкетиры снимали «местовые» с запуганных вчерашних инженеров.
На входе в Центральный рынок стояли крепко сбитые воротилы «игрового бизнеса», бойко зазывая, а порой и силой подталкивая растерявшихся горожан и приехавших из сельских районов за покупками крестьян к рулеткам, установленным прямо на земле. Вокруг рулеток толпилась штатная толпа зевак, с энтузиазмом изображая счастливых обладателей выигрышей. «Поле чудес» захватывало не только доверчивых селян: в сети «лохотронщиков» мог попасть любой, кто имел неосторожность остановиться возле рулеток. Жажда дармовых денежек была в народе неистребима.
Жалобы со стороны обманутых граждан поступали Секачеву беспрерывно. Тот многозначительно вздыхал и обещал разобраться. И только когда к нему выстраивалась приличная очередь из потерпевших, он вызывал к себе бригадира по кличке Лимон и просил того попридержать воровской контингент. Контролировать оперативную ситуацию на рынке было прямой обязанностью начальника ГОМа, и с этой нелегкой, надо признать, задачей майор милиции Секачев справлялся блестяще. По его прямой команде ни одно заявление граждан о кражах, мошенничествах или грабежах на рынке не регистрировалось. Нет, заявление у особо настойчивых, конечно, принимали, но только с одной формулировкой: «обнаружена пропажа». То есть если у вас разрезали сумку и вытащили кошелек, ни о какой краже в сводке речь не шла. Просто заявитель потерял этот кошелек и теперь просит милицию найти его. Потерпевшему-то без разницы, как писать заявление, главное, чтобы все украденное ему вернули, зато у милиции на одну нераскрытую кражу меньше. Таким немудреным способом Секачеву удавалось занимать первые места в городе по показателям раскрываемости, и возглавляемый им отдел милиции всегда был у начальства на хорошем счету.
Раз в неделю Виктор Валентинович лично разбирался с преступностью, встречаясь где-нибудь в укромном месте с Лимоном, который передавал ему тугую пачку денежных купюр. С этих «рыночных» денег он честно платил «налоги» вышестоящему начальству, за что «наверху» Секачева ценили и уважали. Именно такой человек, умеющий «решать вопросы» и безотказно исполнять «спецзаказы», был начальству и нужен.
И доработал бы Виктор Валентинович до заслуженной пенсии, если бы не роковая красавица фотомодель по имени Алена, на содержание которой он никаких денег не жалел, а та потом украла у него все его сбережения – почти сто пятьдесят тысяч долларов и сбежала с ними к другому любовнику. Секачев на свою беду хранил такие деньги не в банке, а у себя в квартире, будучи уверенным, что никто не догадается обратить внимание на стоптанные офицерские сапоги, валяющиеся в кладовке под кучей никому не нужного барахла и набитые долларами. Алена же, зараза, нашла их сразу, как только проникла в его отсутствие в квартиру.
Самым ужасным для него в той ситуации было то, что он не мог заявить об украденных у него долларах в милицию, но и мириться с потерей такой суммы он не собирался. Поэтому пришлось майору Секачеву самому искать сбежавшую с его деньгами Алену. Помог ему тогда тот же Лимон, который по своим воровским каналам узнал, где скрывается бывшая любовница Секачева. Сдал Алену ее новый бойфренд Федор Хряпкин, и он же привел Секачева с Лимоном в квартиру, которую снял для нее.
Алена попыталась сбежать, но Секачев сбил ее с ног и, схватив за волосы, несколько раз ударил головой об пол, после чего вцепился ей в горло и начал душить. У Алены потемнело в глазах. Она задыхалась, но не сдавалась, пытаясь укусить Секачева за руку. В ответ его толстые, как сардельки, пальцы с удвоенной силой сдавили ей горло. Она захрипела и судорожно засучила ногами, но он не отпускал ее, пока подскочивший Лимон не оттащил его…
Потом на суде адвокат тщетно пытался убедить судью, что его клиент совершил это преступление, находясь в состоянии аффекта, но суд этому не поверил, и Секачев получил двенадцать лет строгого режима. Выйдя на свободу, он обратился за помощью в трудоустройстве не к бывшим коллегам-ментам, для которых он был теперь чужой, а к бывшему бригадиру «наперсточников» Сене Гершовичу по кличке Гера, которого он в свое время «крышевал» на рынке.
Гера, сам имевший за плечами судимость за мошенничество, Секачева не забыл и поставил его управлять оздоровительным комплексом «Афродита». Не оправдать такое доверие Секачев не мог, поэтому проблему с Бесом, от которого можно было ожидать чего угодно, нужно было решать как можно быстрее.
Поскольку договариваться с Бесом было не о чем, Секачев видел только один вариант избавиться от него – радикальный, но для этого ему нужен был надежный исполнитель. Повторять ошибки своего бывшего коллеги – подполковника милиции Андрея Колганова, организовавшего в свое время «профсоюз» киллеров из бывших сотрудников милиции, Секачев не хотел. Сдал тогда Колганова его же штатный киллер – экс-милиционер «Беркута» Юрий Гусельников, которого случайно задержал на железнодорожном вокзале дежурный наряд милиции. При досмотре в его спортивной сумке был обнаружен короткоствольный автомат Калашникова со спиленными номерами, и когда закованного в наручники Гусельникова доставили в дежурную часть линейного отдела милиции, тот вдруг потребовал, чтобы о его задержании немедленно сообщили подполковнику Колганову из городского Управления.
В Управление о задержании Гусельникова, конечно, доложили, только не его покровителю, занимавшему тогда довольно высокую в милицейской иерархии должность заместителя начальника Управления по следствию, а начальнику УУР [3] Сергею Сокольскому. В угрозыске Гусельников раскололся на первом же допросе и признался, что автомат ему выдал подполковник Колганов для заказных убийств и он же потом платил ему за исполнение.
Задерживал Колганова в его служебном кабинете начальник УУР вместе с начальником Управления. При обыске в сейфе Колганова были обнаружены в разобранном виде снайперская винтовка с оптическим прицелом и два автомата Калашникова со спиленными номерами. Помимо оружия киллеров зам по следствию хранил в своем сейфе стеклянную трехлитровую банку, доверху набитую золотыми ювелирными изделиями, и тридцать тысяч долларов. Когда изымали эти доллары, Колганов с усмешкой заявил Сокольскому, что это не деньги, и вообще зря стараетесь, мол, все равно ничего не докажете.
3
УУР – Управление уголовного розыска.
Для ареста Колганова достаточно было изъятого у него оружия, которое он незаконно хранил в своем служебном сейфе. Он отсидел в СИЗО три года и восемь месяцев, но следствию так и не удалось доказать, что именно он руководил бандой киллеров, которая занималась устранением в том числе и несговорчивых следователей. Более того, освободившись из СИЗО, Колганов восстановился на службу в милицию в прежнем звании, поскольку его вина не была установлена судом.
Секачеву довелось сидеть с ним в одной «ментовской» камере, и он был уверен в том, что оправдательный приговор его сокамерник заслужил лишь тем, что не сдал своих высоких покровителей из МВД, которые у того, несомненно, были. За это молчание ему, очевидно, была обещана не только свобода, но и восстановление на службе, что даже с условной судимостью было бы невозможно. Другого объяснения, как Колганову, которого взяли с поличным, удалось добиться полного оправдания, он, во всяком случае, не находил. Что же касается мифического «профсоюза» киллеров, то Колганов даже под пытками не выдал следствию ни одного своего подельника и наотрез отрекся от давшего против него показания Гусельникова. О том, что подполковника Колганова допрашивали с пристрастием, Секачев узнал, когда тот, вернувшись в камеру после очередного допроса, сказал, что обиднее всего ему то, что его избивали свои же.