Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек
Шрифт:
Фен пристально, с отвращением смотрел на него. Официант принес напитки, и человечек расплатился, достав деньги из довольно потрепанного бумажника, добавил огромные чаевые.
– Ваше здоровье, джентльмены! – провозгласил он, поднимая бокал. Затем, помедлив, продолжил: – Но я не представился. Джордж Шарман, к вашим услугам, – с этими словами он отвесил низкий поклон и чуть было не уронил свой бокал, Кадоган успел подхватить его на лету. – Вот именно сейчас, – продолжил задумчиво мистер Шарман, – я должен был бы преподавать младшему четвертому классу [261] основы сочинения прозы на латинском языке. Сказать вам, почему я не буду этого делать? – Он опять наклонился вперед: – Прошлой ночью, джентльмены, я получил в наследство огромную сумму денег.
261
Мальчики двенадцати лет.
Кадоган подскочил на стуле, а глаза Фена посуровели. Наследства, казалось, витали в воздухе тем утром.
– «Ю… юридически подтверждено» огромную сумму денег, – невнятно продолжал бормотать мистер Шарман. – Итак, что же я сделаю? Я пойду к директору школы, и я скажу: «Спавин, – скажу я, – ты деспотичный старый пьяница, и я не собираюсь работать на тебя больше никогда. Я теперь джентльмен с собственными средствами, – скажу я, – мел у меня сидит в печенках, и я намерен оттуда его вытравить», – тут он с самодовольной улыбкой огляделся вокруг.
– Мои поздравления, – сказал Фен с угрожающей любезностью в голосе, – мои поздравления.
– Э-э, эт… то, не стоит, – дикция мистера Шармана становилась все более невнятной, – не такой уж я счастливчик. О нет. Есть другие, – он сделал неопределенный жест. – Многие. Многие другие, и все богаты, как Крез. И одна из них – прекрасная девушка с самыми голубыми, небесно-голубыми глазами. «Моя любовь, как голубая, голубая роза» [262] , – запел он надтреснутым голосом. – Я попрошу ее руки, хотя она всего-навсего продавщица. Всего-навсего дочь продавщицы. Вы должны познакомиться с ней, – с серьезной миной обратился он к Кадогану.
262
Парафраз строки из знаменитого стихотворения Р. Бёрнса «Моя любовь – как алая, алая роза». На языке цветов, принятом в Викторианскую эпоху, голубая роза – символ таинственного и недостижимого.
– Я совсем не прочь.
– Вот это правильно, – одобрительно сказал мистер Шарман, опять трубно высморкавшись в свой платок.
– Давайте выпьем еще, старина, – предложил Фен, с дружеской фамильярностью хлопая Шармана по спине.
– П… позвольте мне, – тут мистер Шарман икнул. – Официант!
Они снова выпили.
– Ах, – сказал Фен с глубоким вздохом, – вы везунчик, мистер Шарман. Хотел бы я, чтобы какой-нибудь мой родственник умер, оставив мне кучу денег.
Но мистер Шарман погрозил пальцем:
– Даже и не пытайтесь выспрашивать у меня. Я не расскажу ничего, понятно? Я держу рот на замке, – с этими словами он демонстративно захлопнул рот, чтобы затем сразу открыть его для глотка виски. – Я удивлен, – добавил он плаксивым голосом, – после всего, что я для вас сделал, вы пыт… таетесь выспросить у меня…
– Нет, нет…
Лицо мистера Шармана исказилось. Голос ослабел, и он схватился за живот.
– Из. вините, джентльмены, – выдавил он, – скоро вернусь. – Он поднялся, качаясь, как былинка на ветру, и неуверенной походкой проследовал к уборной.
– У нас не получится много выведать у него, – мрачно заметил Фен, – если человек не хочет рассказать что-то, то в состоянии опьянения он делается еще только более упрямым и подозрительным. Но все-таки странное совпадение.
– Сова, – процитировал Кадоган, глядя вслед хилой, закутанной по горло фигуре мистера Шармана, – бедняжка, вся она промерзла до костей [263] .
– Да, – откликнулся Фен, – как старый персонаж из… О моя шкурка, мои усики! – вдруг воскликнул он.
263
«Сова – все перышки ее промерзли до костей» – цитата из поэмы Дж. Китса (1795–1821), английского поэта-романтика, «Канун святой Агнессы». Праздник в честь святой Агнессы приходится на 21 января.
– Что? Что, черт подери, все это значит? – тревожно спросил Кадоган.
Фен поспешно выскочил из-за стола.
– Задержи его, пока я не вернусь, – настойчиво распорядился он. – Накачай его виски. Поговори с ним о Джейн Остен. Но не дай ему уйти.
– Но послушай, я собрался в полицию…
– Не будь таким размазней, Ричард. У нас ключ к разгадке. У меня нет ни малейшего представления, куда он нас приведет, но помоги мне, здесь таится разгадка. Не уходи. Я скоро, – с этими словами Фен выбежал из бара.
Мистер Шарман вернулся на свое место и более трезвым, и более подозрительным, чем прежде.
– Ваш друг ушел? – спросил он.
– Только на минутку.
– А! – мистер Шарман с удовольствием потянулся. – Чудесная свобода! Вы не представляете себе, что это такое – быть школьным учителем. Я видел, как сильные мужчины разваливались на куски от этого занятия. Это непрерывная война. Вы можете держать мальчишек в узде хоть целых тридцать лет, но в конце концов они доведут вас.
– Звучит ужасно.
– Это и в самом деле ужасно. Вы стареете, а они все время в одном и том же возрасте. Как император и толпа на форуме.
Разговор перешел на Джейн Остен, сам предмет разговора был труден для Кадогана из-за недостаточного знакомства с ее романами. Однако мистер Шарман восполнил этот недостаток как своей эрудицией, так и энтузиазмом. Кадоган чувствовал, как нарастает его антипатия к этому человеку: к слезящимся маленьким глазкам, к выступающим передним зубам, к доктринерскому восприятию культуры. Безусловно, мистер Шарман являл собой отвратительную картину воздействия на человека внезапно удовлетворенной всепоглощающей жадности. Он не упоминал больше о своем наследстве или о «других», разделивших с ним это наследство, но безапелляционно разглагольствовал о «Мэнсфилд-парке». Кадоган отделывался односложными репликами, размышляя при этом о странном поведении Джервейса Фена. По мере приближения времени ланча бар стал наполняться посетителями отеля, актерами, студентами. Говорили все громче, а лучи солнца, проникая сквозь готические окна, нарезали кисею, сотканную дымом сигарет, на бледно-голубые треугольники.
– Единственное решение, полагаю, – сказал кто-то с убежденностью в голосе, – это жидкое мыло.
– Решение чего? – рассеянно удивился Кадоган.
– Теперь взгляните на характер мистера Коллинза, – продолжал мистер Шарман. Кадоган с трудом сосредоточил свое внимание на этом персонаже.
За пять минут до полудня снаружи раздался оглушительный рев, сопровождаемый грохотом, как будто целая армия кастрюль пошла воевать стенка на стенку. Мгновение спустя под салют громкого взрыва Фен протиснулся через турникет гостиницы. C торжествующим видом он держал в руках книгу в ярком переплете, с которой обращался преувеличенно бережно. Оставив бар по левую руку, он, не задерживаясь, прошел в гостиницу по коридору, покрытому голубым ковром, прямо к конторке портье. Ридли, портье, великолепный в своей голубой с галунами униформе, приветствовал его с явным опасением, но Фен ограничился только тем, что зашел в одну из ближайших телефонных кабинок. Там он набрал номер Сомерсет-Хауса.