Дело о золотых рыбках
Шрифт:
– Предположим, что его убила Салли Мэдисон.
– Значит, полиция с легкостью может обвинить меня и Деллу в соучастии после события преступления.
– Думаешь, обвинения будут выдвинуты?
– Ты сам чудесно знаешь, что будут. Полиция сделает это с радостью.
– Да, – согласился Дрейк. – Конечно. Ты катаешься на коньках по тонкому льду, Перри. Слишком долго ты был источником неприятностей.
– Пару раз уже доходило до этого, – признал Мейсон. – Но сейчас меня особенно раздражает тот факт, что полиция выдвигает обвинения в деле, в котором я не чувствую за собой никакой вины, в котором все мы только пытались помочь молодому больному туберкулезом парню найти деньги на лечение. Пол, на этот раз я действительно попал в беду, да еще и потащил за собой Деллу. Вот как бывает, когда веришь вымогательнице. Впрочем, ничего уже не исправишь. К тому времени как полиция разрешит мне повидаться с Салли Мэдисон, все уже будет кончено. Я оформляю запрос о правомерности содержания ее под стражей, и они вынуждены будут поторопиться и предъявить ей обвинение. К этому моменту она будет выжата как лимон. Работай, Пол, если что-нибудь выяснишь, передай Делле. Работай над этим делом так, как никогда в жизни. Время – против нас. Мы должны не только предъявить вещественные доказательства, но и их достойное толкование.
– Разоренный аквариум наводит тебя на мысли?
– Да.
– На какие?
– Предположим, Салли Мэдисон не так глупа, как кажется. Предположим, за смазливым личиком спрятан хладнокровный ум, просчитывающий все ходы.
– Готов предположить это.
– Предположим, она догадалась, что произошло с пулей, которую Фолкнер принес в контору. Предположим, что когда Фолкнер передал ей в кафе ключи от конторы и договорился, что она с Томом Гридли займется лечением рыбок, она направилась в контору и половником достала из аквариума пулю. Предположим, что она затем продала эту пулю лицу, предложившему наивысшую цену.
– Погоди, Перри, ты ошибаешься.
– В чем?
– Все улики указывают на то, что рыбки исчезли еще до прихода Салли. Фолкнер просто обманул ее.
– Ну и что?
– Когда она пришла за пулей, она не могла не увидеть, что золотые рыбки исчезли.
– Не золотые, а пара вуалехвостых мавританских телескопов.
– Для меня все эти рыбки – золотые.
– Ты бы так не считал, если бы их увидел. Если Салли отправилась туда за пулей, исчезновение рыбок не остановило бы ее.
– Потом она съездила за Томом Гридли и приехала в дом Фолкнера во второй раз?
– Совершенно верно.
– Это все теория, Перри. Ты считаешь эту девушку слишком умной.
Мейсон кивнул:
– Скорее, я слишком долго ее недооценивал, и сейчас попытаюсь извлечь максимальную выгоду из собственных заблуждений. Пол, эта девушка не похожа на других. Она знает ответы на многие вопросы. Она любит Тома Гридли. Чувства таких женщин, когда они влюбляются, представляют собой комбинацию материнского инстинкта и полового влечения. Готов поспорить, она ни перед чем не остановится. Впрочем, время для разговоров прошло. Мне нужно увидеться с Диксоном.
– Постарайся быть осторожным, – попросил Дрейк.
– Теперь я всегда буду осторожным, – ответил Мейсон. – Но не медлительным. Я вынужден действовать быстро.
Мейсон легко отыскал дом Уилфреда Диксона, представлявший собой довольно величественное сооружение с оштукатуренными белыми стенами, красной черепичной крышей, с гаражом на три машины, возвышавшиеся на живописном участке, где царила атмосфера спокойной роскоши.
Мейсон без труда добился аудиенции с Уилфредом Диксоном, который принял его в комнате, расположенной в юго-восточной части дома. Помещение представляло собой нечто среднее между комнатой для отдыха и рабочим кабинетом. Удобные кожаные кресла, жалюзи на окнах, настоящие картины на стенах, огромный письменный стол, портативный бар, кожаная кушетка, так и приглашавшая отдохнуть на ней. На столе стояли три телефонных аппарата, но не было видно ни шкафов с картотекой, ни бумаг на столе.
Уилфред Диксон оказался коренастым невысоким мужчиной с абсолютно седыми волосами, стальными глазами и лицом, загорелым от шеи до корней волос. Цвет лица свидетельствовал о частых посещениях гольф-клуба, либо о регулярных сеансах облучения кварцевой лампой.
– Присаживайтесь, прошу вас, мистер Мейсон, – предложил Диксон, сердечно пожав руку Мейсона мускулистыми пальцами. – Я так много слышал о вас, и, естественно, очень рад нашей встрече, хотя мне и не совсем понятен ее смысл. Полагаю, она как-то связана с трагической кончиной Харрингтона Фолкнера.
– Вы правы, – подтвердил Мейсон, не сводя с Диксона глаз.
Диксон выдержал взгляд Мейсона.
– Я занимаюсь делами Дженевив Фолкнер уже несколько лет. Она была первой женой мистера Фолкнера. Впрочем, не сомневаюсь, в вашей прекрасной осведомленности.
Лицо Диксона озарила сердечная обезоруживающая улыбка.
– Вы лично знали Харрингтона Фолкнера? – спросил Мейсон.
– Да, конечно, – ответил Диксон таким тоном, будто сообщает широкоизвестный, очевидный факт.
– Вы часто беседовали с ним?
– Да. Понимаете, Дженевив чувствовала себя несколько неловко на деловых встречах с бывшим мужем. В то же время первая миссис Фолкнер, я буду называть ее Дженевив, если вы не против, живо интересовалась делами фирмы.
– Фирма приносила доход?
– Я мог бы посчитать этот вопрос касающимся личных дел Дженевив, мистер Мейсон, и не отвечать на него. Но поскольку следствие по делу о наследстве мистера Фолкнера получит огласку, я не вижу причин доставлять вам неудобства в получении информации из других источников. Дело было исключительно прибыльным.
– Не кажется ли вам странным тот факт, что торговля недвижимостью приносила столь высокие прибыли, особенно при нынешних условиях?
– Нет, не кажется. Фирма занималась не только торговлей недвижимостью. Она управляла делами еще нескольких компаний, в которые ранее вложила средства. Харрингтон Фолкнер был очень хорошим бизнесменом, очень хорошим. Несомненно, мало кто испытывал к нему добрые чувства. Лично я никогда не одобрял его методов работы, никогда не стал бы применять их сам. Я представлял интересы Дженевив, и не чувствовал себя вправе критиковать курицу, несущую золотые яйца.
– Фолкнер умел делать деньги?
– Да, Фолкнер умел делать деньги.
– А Карсон?
– Карсон был компаньоном, – вежливо ответил Диксон. – Человеком, владеющим равной долей бизнеса. Треть акций принадлежала Фолкнеру, треть Карсону, треть – Дженевив.
– Но это ничего не говорит мне о самом Карсоне.
Диксон поднял брови в знак полного недоумения.
– Но почему же? Я думал, что вы все поймете о Карсоне с этих слов.
– Вы ничего не сказали о его деловых качествах.