Дело о золотых рыбках
Шрифт:
Лицо Диксона превратилось в деревянную маску.
– Этот вопрос, рано или поздно, задаст вам полиция.
Диксон некоторое время внимательно изучал свои ногти.
– Насколько мне известно, – продолжал Мейсон, – вы разговаривали с ним вчера вечером.
Диксон оторвал взгляд от пальцев.
– На каком основании вы делаете такое предположение, мистер Мейсон?
– На основании того, что вы медлите с ответом.
– Я обдумывал ваш вопрос.
– Причина достаточно веская, – парировал Мейсон, – но медлительность остается
– Неплохо подмечено, мистер Мейсон, совсем неплохо. Должен признаться, я обдумывал ваш вопрос и потому медлил с ответом. Мне так и не удалось принять решение – стоит ли ответить на этот вопрос сейчас, или подождать, пока мне его задаст полиция.
– Существует ли особая причина, по которой вы не желаете отвечать?
– Себе я задал такой же вопрос.
– Вам есть что скрывать?
– Конечно, нет.
– Так в чем же причина?
– Вы не справедливы ко мне, мистер Мейсон. Мне нечего скрывать. На все ваши вопросы я отвечал подробно и честно.
– Когда состоялся ваш последний разговор с Фолкнером.
– Вашей проницательности можно позавидовать, мистер Мейсон. Он состоялся вчера.
– В какое время?
– Вас интересует время нашего разговора при личной встрече?
– Меня интересует время вашего разговора при личной встрече и время вашего разговора по телефону.
– Что заставило вас подумать, что был разговор по телефону?
– То, что вы установили различие между разговором при личной встрече и каким-то еще разговором.
– Боюсь, не могу соперничать с вами в проницательности, мистер Мейсон.
– Я жду ответа.
– Официально, вы не имеете права задавать подобные вопросы?
– Официально – нет.
– Предположим, я откажусь отвечать. Что тогда?
– Тогда я позвоню моему доброму другу лейтенанту Трэггу, и расскажу ему, что вы встречались с Фолкнером в день его убийства, вероятно, вечером, и разговаривали с ним по телефону. Потом я повешу трубку, пожму вам руку, поблагодарю за помощь и уйду.
Диксон снова принялся рассматривать свои пальцы. Потом кивнул один раз, будто приняв решение. Снова застыл, не произнеся ни слова, словно каменная фигура за огромным столом, потом закивал, как будто договаривался с самим собой.
Мейсон ждал.
– Вы привели исключительно сильный аргумент, мистер Мейсон, – наконец произнес Диксон. – Несомненно. Из вас получился бы очень неплохой игрок в покер. Очень трудно определить, что за карта у вас на руках, очень трудно.
Мейсон промолчал.
Диксон еще несколько раз кивнул, потом сказал:
– Несомненно, меня вызовут в полицию. Я даже сам хотел позвонить туда и рассказать все, что знаю. Вы, рано или поздно, получите доступ к информации, иначе бы я не говорил бы с вами. Но вы так и не сказали мне, почему именно вам так необходимо узнать все эти факты.
Диксон смотрел на Мейсона с выражением лица человека, вежливо ожидающего ответа на ничего не значащий вопрос.
Мейсон не произнес ни слова.
Диксон
Мейсон молчал.
Консультант по бизнесу и инвестициям вдруг решительно и твердо опустил обе ладони на стол.
– Мистер Мейсон, вчера я несколько раз разговаривал с мистером Фолкнером.
– При личной встрече?
– Да.
– Что он хотел?
– Вы выходите за рамки первоначального вопроса, мистер Мейсон.
– Меня более интересует сам вопрос, чем причина задавать его.
Диксон поднял и снова опустил руки, легонько хлопнув по столу.
– Мистер Мейсон, вы хотите слишком многого, впрочем... мистер Фолкнер хотел купить пакет акций, принадлежащий Дженевив.
– И вы согласны были продать его?
– За определенную цену.
– В цене вы не сошлись?
– Совсем не сошлись.
– Разница была слишком велика?
– Да. Понимаете, мистер Мейсон, мистер Фолкнер придерживался собственного мнения относительно стоимости пакета акций. Откровенно говоря, он предложил нам купить его пакет за определенную сумму и решил, что если это его предложение нам не подходит, мы согласимся продать свой пакет за ту же сумму.
– А вы не согласились?
– Определенно, нет.
– Могу я узнать, почему?
– Ответ элементарен, мистер Мейсон. Под руководством мистера Фолкнера компания приносила солидные прибыли. Сам он получал жалование, которое последние пять лет не повышалось. Как и жалование мистера Карсона. Если бы Дженевив купила пакет акций мистера Фолкнера, тот свободно мог стать независимым предпринимателем и обратить в капитал свои исключительные деловые качества. Он мог бы даже открыть собственное дело и составить нам конкуренцию. С другой стороны, при определении цены, за которую Дженевив Фолкнер согласилась бы продать свой пакет, я вынужден был придерживаться принципов оценки акций, как источника доходов. Дженевив, в случае продажи, должна была получить сумму, способную принести ей эквивалентный доход. В данный момент инвестиции не способны принести такой доход, как раньше, более того, они стали небезопасны. Существовала огромная разница, между ценой, за которую мы согласились бы продать свой пакет, и ценой, которую мы были готовы заплатить за чужой.
– В результате, как я понимаю, вы стали испытывать враждебные чувства друг к другу?
– Вряд ли враждебные, мистер Мейсон. Определенно, нет. Мы просто разошлись во взглядах относительно сделки.
– Вы выступали с позиции силы?
– Я бы так не сказал, мистер Мейсон. Мы согласились сохранить существующее положение вещей.
– Но мистер Фолкнер, вероятно, кипел от злости из-за того, что ему приходится работать за несоразмерное жалование?
– Ну что вы, мистер Мейсон. Такое же точно жалование он положил себе, когда владел двумя третями акций.