Дело об избиении младенцев
Шрифт:
О таких людях как профессор Карташевский сказано: «Они никогда не получат Нобелевскую премию, так как ее вручают лишь тем, чей интеллектуальный уровень превышает уровень комиссии не больше, чем в три раза». Впрочем, если бы покойный Нобель ввел филологическую номинацию, Владимир Константинович Карташевский стал бы лауреатом давным-давно.
Некогда он получил образование еще в Санкт-Петербургском университете. Он знал почти все живые европейские языки, классические языки и, даже, языки древних варваров. Один из его учеников сказал, что профессор, окажись в Европе первого века от Рождества Христова, мог бы дойти от Рима до устья Невы, не пользуясь
Из всех советских генсеков, у Карташевского были проблемы лишь со Сталиным. Правда, профессор вернулся из ссылки в 1932 году, до войны жил в Твери, поэтому избежал мясорубки. За то с последующими правителями было все в порядке. Даже Хрущев согласился с тем, что труды Карташевского способствуют делу мира и прогресса, недаром беспартийный профессор был награжден орденом Ленина. В семидесятых ученый-языковед стал одним из главных культурных символов Ленинграда. К его мнению прислушивался Романов. Потом, когда при Горбачеве появились «архитектурщики» и «экологисты», любая петиция, адресованная местным и московским властям, не рассматривалась всерьез, если ее не открывало имя Карташевского. В дни последней предвыборной кампании, посещая Питер, Ельцин в разговоре с Карташевским, назвал город «центром культуры России». С этого случая завелась традиция — каждый крупный столичный чиновник, приезжая сюда, наносил визит вежливости профессору. Вот и завтра, когда премьер-министр должен был начать свой визит с прогулки по Большому дворцу в Царском селе, там он должен был встретиться и с Карташевским…
— Ты уже придумала, что сказать профессору? — Спросила Юля.
— Я напомню, что «Транскросс» финансирует восстановление сгоревшей Набоковской усадьбы. И помогал создать Янтарную комнату. Но я еще не представляю, как мы к нему попадем.
— Пока ты собиралась и укладывала спать Митю, я успела сделать пару необходимых звонков. Ситуация такова. В подъезде постоянный пост охраны. Его преодолеть проще всего. В квартире нас встретит Галина Ивановна, племянница профессора. Как я поняла, она играет роль миссис Хадсон, хотя характером будет постервозней. И, наконец, перед самим кабинетом мы увидим Трех Сестер. Они являются коллективным секретарем.
— Тоже родственники?
— Нет. Очень странные и экзальтированные дамочки непонятного возраста и семейного положения. Основная задача — заранее позаботиться о посмертной славе профессора. Записывают все его высказывания, ведут почасовой дневник, чтобы потом создать наиболее полную биографию. Оберегают от любых контактов.
— Из ревности?
— Нет. У Карташевского нет детей, они и объявили себя его духовными дочерьми. Точнее сказать, душеприказчицами. Вот с ними нам придется нелегко. Даже когда надо позвонить Владимиру Константиновичу, трубку сперва поднимает Галина Ивановна, но если она и соблаговолит позвать профессора, к телефону подходит не он, а одна из сестер-секретарш. Боюсь, придется импровизировать на месте. Давай-ка, на всякий случай, будем числить тебя зарубежной корреспонденткой. Скажем, журнала «Матэн». И еще. Надо, опять-таки на всякий случай прихватить с собой пирожных.
Пирожные были куплены. После этого, через три минуты нинина машина оказалась перед домом, в котором жил Карташевский.
Охранника внизу Нина почти не заметила. Юля сунула под нос аккредитационную карточку, на которой было выведено большими буквами: «Администрация Санкт-Петербурга». О том, что этот пропуск выдан не чиновнику, а всего лишь журналисту можно было прочесть чуть ниже. Однако охранник тотчас вернулся в свою каморку. Видимо, он был уверен — киллеры в этот подъезд не заглянут.
Девушки поднялись на третий этаж. Звонок в квартиру профессора обладал тонким, почти щенячьим голоском. Ждать, пока откроют, пришлось около минуты. Наконец, на пороге появилась пожилая дама в шелковом платье, помятом и давно не стиранном. На ее толстом, морщинистом лице читался навсегда заученный лозунг: «Я отдала свою жизнь великому человеку, а чего от него нужно вам»? Возможно, открыв рот, она сказала бы такие же трафаретные слова: «Что вам здесь нужно»? Но Юля не позволила ей это сделать.
— Галина Ивановна, добрый день. Что вам передал для меня Вадим Дмитриевич (позднее Нина узнала, что речь идет о пресс-секретаре губернатора, уволенного два месяца назад)?
— Ничего, а что он… — Растерялась Галина Ивановна. Но Юля не дала ей договорить.
— Черт возьми, ведь встреча с премьером уже завтра. Дай телефон, — обратилась она к Нине. Та, ничего не понимая, протянула ей трубу. Юля, под недоумевающим и испуганным взглядом хозяйки, настукала какой-то номер и быстро заговорила.
— Мы уже у профессора. Да, проинформируем его, как вы просили. Постараемся объяснить, что у города сейчас денег на Петергофский музей-заповедник нет. Надо ориентироваться на спонсоров. Думаю, все будет в порядке.
После этого она вернула трубу Нине и обратилась к Галине Ивановне, протянув ей коробку с «северными» пирожными.
— Поставьте, пожалуйста, чай через полчаса. Какой вешалкой можно воспользоваться?
Галина Ивановна, сделав просветленное лицо («ага, все понятно»), показала рукой на роскошные оленьи рога, а сама засеменила в сторону кухни с коробкой пирожных. «Два ноль в нашу пользу». — Шепнула Юля, быстро снимая куртку.
Они прошли по длинному, тускло освещенному коридору. Юля, видимо, заранее узнала у своих коллег планировку квартиры, поэтому двигалась уверенно. Они свернули дойдя до противоположной стены и вышли в небольшую комнатку. Впереди — дверь — вход в следующее помещение. По своей мощности она не уступала уличной. В комнате — два огромных шкафа, почти до потолка и стол. Вокруг стола сидели три женщины. Все они были в кофточках одинакового фасона, только разного цвета. Все три что-то писали, как показалось Нине, недоверчиво поглядывая друг на друга. «Вот они какие, три сестры», — с легким страхом отметила Нина.
Три сестры, три сестры, черно-бело-рыжей масти, В том далеком краю, где не ходят поезда, Три сестры, три сестры, разорвут тебя на части, Сердце вверх, ноги вниз, остальное — что куда.— Вспомнила Нина слова малоизвестной песни Бориса Гребенщикова. Судя по всему, эти бледные существа непонятного возраста, могли и вправду разорвать на части.
«Нельзя. Владимир Константинович сейчас работает».
«Нельзя. Владимир Константинович сейчас занят».