Дело об убийстве [Отель «У погибшего альпиниста»]
Шрифт:
— Надевайте брюки, — сказал инспектор с тихим отчаянием. — Приведите себя в порядок и следуйте за мной.
— Куда? — спросил Симоне с ужасом.
— В тюрьму! — гаркнул инспектор. — В карцер! В башню пыток, идиот!
— Сейчас, — сказал Симоне. — Сию минуту. Я просто не понял вас, Петер.
Они спустились вниз и остановились у номера госпожи Мозес. Инспектор решительно толкнул дверь и остолбенел. В комнате горел розовый торшер, а на диване, прямо напротив двери, в позе мадам Рекамье возлежала очаровательная Ольга и читала книгу. Увидев инспектора, она удивленно
— Прошу прощения… — еле ворочая языком, проговорил инспектор и со всей возможной стремительностью закрыл дверь. Затем он повернулся к Симоне и неторопливо, с наслаждением взял его за галстук.
— Клянусь!.. — одними губами произнес Симоне. Он был на грани обморока.
В номере инспектора Симоне повалился в кресло и принялся стучать себе по черепу кулаками, как развеселившийся шимпанзе.
— Спасен! — бормотал он с идиотской улыбкой. — Ура! Снова живу! Не таюсь, не прячусь… Ура!
Потом он положил руки на край стола, уставился на инспектора круглыми глазами и произнес шепотом:
— Но ведь она была мертва! Я клянусь вам, Петер!
— Пили после ужина? — холодно спросил инспектор.
— Да, но…
— Сколько?
— Слушайте, Петер, я был здорово навеселе, но…
— Хватит об этом. И хватит пить. Мне не нужны пьяные свидетели.
Некоторое время Симоне молча глядел на инспектора.
— Постойте-ка… — сказал он наконец. — Но ведь она жива! Зачем вам свидетели?
— Убит Олаф, — сказал инспектор.
Симоне отшатнулся.
— Олаф? — пробормотал он ошеломленно. — Как так? Я слышал, как вы только что с ним разговаривали…
— Я разговаривал не с ним. Олаф мертв.
Симоне вытер покрытый испариной лоб. Лицо у него сделалось несчастным.
— Безумие какое-то… — пробормотал он. — Сумасшедший бред… Кто убил?
— По-видимому, Хинкус.
— Хинкус? А, это который все время на крыше… Вы его арестовали?
— Нет, он сбежал, — сказал инспектор. — Оставим это. У меня к вам вопрос как к специалисту. — Он поднял и раскрыл чемодан Олафа. — Что это, по-вашему?
Симоне быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно положил обратно.
— Не моя область, — сказал он. — Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это либо военное, либо космическое… Даже догадаться не могу. Где вы это взяли?
— У Олафа.
— Подумать только, — пробормотал Симоне. — У этакой дубины… Впрочем, пардон… Я, конечно, могу понажимать клавиши и покрутить ручки, но предупреждаю — это весьма нездоровое занятие.
— Не надо, — сказал инспектор, закрывая чемодан. — Идите к себе и ложитесь спать.
Симоне хотел что-то сказать, но только махнул рукой и направился к двери. В дверях он столкнулся с хозяином, извинился и вышел. Хозяин подошел к столу и поставил перед инспектором стакан с горячим кофе и сандвичи.
— Машины на месте, — объявил он. — Лыжи тоже. Хинкуса нигде нет. На крыше валяется его шуба…
— Знаю, — сказал инспектор. — Что же он — пешком ушел, что ли?
— Из долины ему все равно не выбраться…
— Да, — сказал инспектор. — Ничего не понимаю… Знаете, Алек, мне надо подумать…
Хозяин молча кивнул и пошел к двери. На пороге он остановился.
— Если не секрет, — сказал он, — что это вы с Симоне врывались к госпоже Мозес?
Инспектор сморщился.
— А, чушь! — сказал он. — Физику спьяну почудилась какая-то ерунда…
— Ах, ерунда?.. — неопределенным тоном произнес хозяин и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
Некоторое время инспектор неподвижно сидел, прихлебывая кофе и глядя перед собой. Потом вдруг вздрогнул и резко повернул голову. В стену ударили чем-то тяжелым — раз и еще раз. Вздрогнула и чуть покосилась картина, изображающая утро в горах. Инспектор быстро выскочил в коридор, распахнул дверь в соседний номер и включил свет. Номер был пуст, стук прекратился, но под столом кто-то возился и сопел. Инспектор отшвырнул тяжелое кресло и заглянул под стол. Там, втиснутый между тумбочками, в страшно неудобной позе, обмотанный веревками и с кляпом во рту, сидел, скрючившись в три погибели, опасный гангстер, маньяк и садист Хинкус и таращил из сумрака слезящиеся мученические глаза.
Инспектор выволок его на середину комнаты и вырвал изо рта кляп.
— Что это значит? — спросил он.
В ответ Хинкус принялся кашлять. Он кашлял долго, с надрывом, с сипением, и, пока он кашлял, инспектор заглянул в туалетную, взял бритву и разрезал на Хинкусе веревки. Бормоча ругательства, Хинкус принялся ощупывать себе шею, запястья, бока.
— Кто это вас? — спросил инспектор.
— Почем я знаю! — буркнул Хинкус. — Схватили сзади… Я и охнуть не успел… — Он поднял левую руку и отогнул рукав. — А, черт! Часы раздавил, сволочь… Сколько сейчас, инспектор?
— Час ночи.
— Час ночи… — повторил Хинкус. — Час ночи… — Глаза у него остановились. — Нет, — сказал он, — надо выпить.
Он поднялся. Легким толчком инспектор усадил его снова.
— Успеется, — сказал он.
— А я хочу выпить! — сказал Хинкус, повышая голос и снова делая попытку встать.
— А я вам говорю: успеется! — сказал инспектор, пресекая эту попытку.
— Кто вы такой, чтобы распоряжаться? — в полный голос взвизгнул Хинкус.
— Тихо! — крикнул инспектор. — Произошло убийство. Вы на подозрении, Хинкус! Поэтому отвечайте на вопросы!
— Убийство?.. — Хинкус приоткрыл рот. — А я-то здесь при чем? Меня самого без малого укокошили…
— Кто? — быстро спросил инспектор.
Хинкус молча смотрел на него, потом его страшно передернуло, прямо-таки перекосило на сторону.
— Кто вас связал? Кого вы подозреваете?
И тут Хинкус заплакал. Сначала тихонько, весь содрогаясь, кусая пальцы, потом все громче, навзрыд, истерически взвизгивая и подскуливая. Инспектор, сунув руки в карманы, ошеломленно глядел на него, потом сказал: