Дело об угнанной машине
Шрифт:
ИНДЕЙКИН. Вы поверили, что это страз?
РЖАВЦЕВ. Нет.
ИНДЕЙКИН. Что дальше?
РЖАВЦЕВ. Я убедил Барсука, что камень лучше вывезти за границу, там продать, а, следовательно, кому-то из нас надо поехать за рубеж. Барсук в силу своих анкетных данных не подходил. Оставался я.
ИНДЕЙКИН. Очень неправдоподобно. Как мог Барсуков, человек жадный и недоверчивый, поверить вам на слово и отдать вам камень? Он должен был подозревать, что назад вы не вернетесь.
РЖАВЦЕВ. Но, тем не менее, отдал.
ИНДЕЙКИН. Верно. Отдал.
РЖАВЦЕВ. Откуда у меня большие деньги?!
ИНДЕЙКИН. Действительно, откуда у вас большие деньги? В архивах сохранилась записная книжка Зайчиковой. В ней упомянут телефон некоего Захарского Арона Фомича. Не тот ли это Арон Фомич, который говорил вам: «Камушки — они от дьявола, от бога — только золото»?
РЖАВЦЕВ. Теперь мне понятно, зачем вы приехали в Африку.
Занавес.
Картина четвертая
Там же. РЖАВЦЕВ И ИНДЕЙКИН. Теперь вместо стола следователя столик со стульями.
ИНДЕЙКИН. Когда началась ваша работа с Захарским?
РЖАВЦЕВ. Зайчикова позвонила мне на работу. Срочно приезжай, есть важное дело. Я приехал в Ленинград ночным поездом в половине девятого утра — и сразу к ней. Зашли в кафе, заказали кофе и булочки.
Столик. РЖАВЦЕВ и ЗАЙЧИКОВА сидят за столиком.
ЗАЙЧИКОВА. Все расскажу по порядку. Попала я по пустяку в средине декабря. Пустяшное дело. Даже откупаться не пришлось. Загнали в предвариловку. А там уже парится Валька Грызунова. Она проходила по делу вместе с дружками. Вроде бы, они ювелирный взяли. В казенном доме много свободного времени есть, когда о жизни потолковать. Потом ее дружкам дали, не помню, сколько, но много. И Валентину не забыли. Так вот, на той неделе пришла мне от нее весточка. Тюремная баланда, сам догадываешься, не люля-кебаб. А на волю до срока бесплатно не выпускают. Словом, у меня теперь золотишко. То, что они тогда в ювелирном взяли, да хорошенько припрятали. Нужно его переплавить да реализовать. Вот я и ломаю себе голову, как бы ювелира надежного найти. У тебя в Москве нет никого такого? Может, не у тебя, у твоих знакомых есть?
РЖАВЦЕВ. Есть у меня знакомый ювелир, точнее, не у меня, а у жены моего приятеля.
ЗАЙЧИКОВА. Надо бы договориться, Славик. Надо. А я уж тебя не обижу. Деньги у тебя большие будут. Машину купишь. За границу туристом поедешь. И риску тебе никакого. Нужно, чтобы он камешки из колец повынимал. В скупках камни не принимают. Пусть камешки сам купит. А золото можно в скупку сдать. Дело надежное. В скупках паспорта не спрашивают, деньги сразу дают.
РЖАВЦЕВ. Видишь ли, я…
ЗАЙЧИКОВА. Ой, как хорошо складывается. Только ты завтра на трезвую голову хорошенько подумай.
Снова РЖАВЦЕВ И ИНДЕЙКИН.
ИНДЕЙКИН. Когда вы сказали Зайчиковой, что знаете ювелира, вы имели в виду Захарского?
РЖАВЦЕВ. Да. Я несколько раз встречал его у Таганкина. Люда, жена Таганкина, работала в Ювелирторге, и Захарский часто бывал у них дома. По приезде в Москву я позвонил Люде. Она дала мне номер его телефона.
ИНДЕЙКИН. Вы ей объяснили, зачем он вам нужен?
РЖАВЦЕВ. Нет. Она мне сказала, что он сам мне позвонит.
ИНДЕЙКИН. И он позвонил?
РЖАВЦЕВ. Через два дня. Мы с ним встретились. Я ему объяснил, в чем дело.
ИНДЕЙКИН. Он сразу согласился?
РЖАВЦЕВ. Уговаривать его не пришлось.
ИНДЕЙКИН. Не могу понять, как он, опытный ювелир, уважаемый человек, согласился на такое дело? Риск нешуточный.
РЖАВЦЕВ. Он сказал, что его брат начал шутить с советской властью с октября семнадцатого и спокойно умер в восемьдесят восемь лет на третьем этаже собственной дачи.
ИНДЕЙКИН. И он приступил к делу?
РЖАВЦЕВ. Да. Мастер он был необыкновенный. Золотые руки. Но камни покупал по грабительским ценам. Настоящий мафиози.
ИНДЕЙКИН. Люда была в курсе дела?
РЖАВЦЕВ. Нет, в их кругу не принято интересоваться делами других.
ИНДЕЙКИН. Что дальше?
РЖАВЦЕВ. Я поехал к Елене, получил товар для переплавки, передал Захарскому. Все было хорошо, но вдруг Захарский умирает. Гром среди ясного неба.
ИНДЕЙКИН. Вы об этом рассказали Зайчиковой?
РЖАВЦЕВ. Да.
ИНДЕЙКИН. Она вам поверила?
РЖАВЦЕВ. А что ей оставалось делать! Тогда еще телефоны с большими трубками были, так она так орала, думал, трубка расплавится. Лексика у нее небогатая, но активная. Валькиными друзьями пугала. Да так, что и правда испуг взял. И я в первый раз подумал, а что, если… Подальше от всех, от барсуковых, от всяких зайчиковых… И надо же, фамилия такая милая, Зайчикова.
ИНДЕЙКИН. И тогда вы рассказали ей про камень?
РЖАВЦЕВ. А что мне оставалось делать?! Я долго не думал — и снова в Питер. Мы снова пришли в кафе.
Столик. РЖАВЦЕВ и ЗАЙЧИКОВА.
РЖАВЦЕВ. Знаю я одну бабку. Есть у нее камень ценности великой. Носит бабуля камень на груди, а о цене не догадывается.
ЗАЙЧИКОВА. Так уж ценности великой?
РЖАВЦЕВ. Бриллиант. Редкого цвета. Голубой. И что обидно: бабка на ладан дышит, родственников никаких. После смерти в казну уйдет.
ЗАЙЧИКОВА. Это плохо.
РЖАВЦЕВ. Плохо.
ЗАЙЧИКОВА. А купить-то у нее нельзя камушек этот?
РЖАВЦЕВ. Ни за что не продаст.
ЗАЙЧИКОВА. А взять без спроса?
РЖАВЦЕВ. Украсть, что ли? Не получится. Она его на груди носит и на ночь не расстается. Разве что…
ЗАЙЧИКОВА. Поняла, поняла… Расскажи, что за камень. Ты его сам видел?
РЖАВЦЕВ. Видел. Камень большой. Голубой. А красивый, глаз не оторвать.
ЗАЙЧИКОВА. Хочешь, я тебе за этот камень все долги прощу? И путевку за границу куплю? Хочу, чтобы ты за рубеж съездил, Славик.