Дело одинокой канарейки
Шрифт:
Даша, не переставая жевать, принялась внимательно перечитывать каждую фамилию.
– Ах, вот оно что... Ты имеешь в виду Элеонору с Бобом? Подумаешь! Я это и без тебя знаю... И с чего им Витю мочить?
– Что делать? – поперхнулся подполковник.
– Мочить, мочить. Вы же так выражаетесь?
Полетаев сдержано вздохнул.
– Нет, мы так не выражаемся. По крайней мере я. Читай дальше.
Даша уже хотела было перевернуть очередную страницу, как рука ее застыла в воздухе.
– Подожди, подожди, это какой
– Он самый. Ты не знаешь, почему он оказался с тобой в одном месте и в одно время? Ты разве его там не заметила?
Даша изумленно уставилась на Полетаева.
– Вот гадина.
Подполковник вздрогнул, но почти сразу сообразил, что собеседница имеет в виду не его.
– Надо заметить, что эта гадина – простой банковский служащий, и ночная жизнь нашей столицы ему не по карману. Или визит Ружички, по-твоему, тоже совпадение? – Не дождавшись ответа, подполковник похлопал ее по руке. – Соберись с мыслями, если это, конечно, возможно, и постарайся рассказать мне действительно всю правду. А именно: о чем Макеев поведал тебе перед смертью?
Даша почувствовал себя бесконечно усталой. Весь мир словно ополчился против нее. Никто ее не любит и не хочет ей помочь.
– Ну так что? Скажешь мне правду?
– Правду? Конечно, скажу. – Она посмотрела подполковнику прямо в глаза. – Перед смертью Кока хотел подарить мне какую-то безделушку. А больше я ничего не знаю. Клянусь твоим здоровьем.
Глава 25
Зеленая папка была в два раза толще остальных из-за того, что, вопреки обыкновению, здесь хранились данные на двух людей сразу. Герман взял фотографию мужчины и женщины, сидевших прямо и напряженно.
Эту пару он не хотел брать. Не хотелось изменять правилу – работать только с одиночками. Два человека – это уже связь, это семья – значит, друзья, знакомые, телефонные звонки.
Помнится, он без особой надежды подходил к проволочной калитке маленького частного домика на окраине Билефельда, но как только открылась дверь и в нос ему ударила невыносимая вонь, сразу подумал, что, может, не все так уж и бесперспективно.
– Вам звонили, – сказал Лозенко, протягивая в щелку, ограниченную цепочкой, свое удостоверение.
Неказистый мужичок в засаленной майке цапнул документ и несколько минут пристально изучал его.
– Чего вы хотите? – наконец проскрипел он из-за двери.
– Простите, мы не можем переговорить у вас? Или во дворе?
– Мы с журналистами дел не имеем.
– Во-первых, я не журналист, – терпеливо пояснил Герман, – а во-вторых, хотел предложить вам за интервью деньги.
Некоторое время по ту сторону двери было тихо. И вдруг откуда-то сверху послышался резкий женский голос:
– Беня, это провокатор. Скажи ему, чтобы убирался.
– Вы слышите? – Мужичок явно обрадовался. – Убирайтесь вон, молодой человек, с нами такие номера не пройдут!
– Какие еще номера? – Лозенко прислонился к перилам и посмотрел на часы: надо возвращаться в аэропорт, чтобы успеть на рейс до Малаги. – Мне кажется, вы принимаете меня за кого-то другого... Я ничего от вас не хочу, наоборот, хочу предложить солидную сумму.
Волосатая рука выпихнула удостоверение, оно шлепнулось на мокрое крыльцо, дверь с грохотом захлопнулась.
В первую секунду Герман просто оторопел. Такого хамства себе не позволяли даже бывшие директора универсамов. Его охватила ярость. Пусть он не заработает ни копейки, но этих двух недоумков придется наказать. Однако стоило ему сделать шаг в сторону, как дверь распахнулась настежь.
– Проходите, – буркнул мужичок с нескрываемой ненавистью. – Жена сейчас спустится…
Послышался скрип. Герман обернулся и увидел, как с покатой лестницы медленно съехало инвалидное кресло. В кресле сидела немолодая женщина с неприятным одутловатым лицом и свалявшимися волосами. Одета она была в халат, который выглядел просто тряпкой – то ли застиран, то ли засален.
– Моя жена инвалид первой группы, а эти фашистские наемники не хотят платить ей пенсию.
– Ваша жена инвалид? – искренне удивился Лозенко. Вот так так! В деле об этом не было ни слова.
У мужичонки что-то промелькнуло в глазах:
– Вы не знали? Вы правда не знали?
Но Герман уже пришел в себя. Произошла ошибка, надо поскорее отсюда сматываться.
– Откуда же я мог знать? – с расстановкой ответил он. – Я из России, мне поручено искать людей, давно эмигрировавших из Советского Союза, и писать о наиболее интересных судьбах. Я не знал, что у вас такое горе, прошу прощения. Позвольте, я заплачу вам пятьдесят марок в качестве компенсации за беспокойство и...
– Беня, он не из социалки, посмотри на его часы, – все так же резко, но уже без истерических интонаций произнесла женщина и впервые обратилась к Лозенко напрямую: – А сколько вы хотите нам заплатить за интервью?
Герман оказался в сложном положении – эти люди не подходили ему, но просто так развернуться и уйти он уже не мог. Вони будет по обе стороны границы.
– Да, честно говоря, пустяковая сумма: работы много, а в вашем состоянии...
– Сколько?
– Три-четыре тысячи...
– Мы согласны.
– Боюсь, что это невозможно.
– Вы же сами пришли! Или инвалиды вас не интересуют?!
– Что вы, что вы! – поспешил успокоить разошедшуюся женщину Герман. – Дело совсем не в этом.
– А в чем?
– Если вы нам подойдете, я имею в виду, если ваши рассказы нам подойдут, то необходимо ехать в Москву, а там, вы сами знаете, условий таких, как в Германии, для инвалидов нет. Боюсь, вы окончательно расстроите свое здоровье.
Женщина буравила Германа черными злыми глазами: