Дело «Пестрых». Черная моль
Шрифт:
— Слушаю вас.
— Я из райкома комсомола, — начал Сергей. — Знакомлюсь с работой драмкружковцев. Хочу узнать, кто из учеников вашего класса там работает, не мешает ли это их учебе. Вот я случайно услыхал здесь разговор об Игоре Пересветове. Он, кажется, староста там?
— Староста, — кивнула Зинаида Ивановна и устало добавила: — Трудный мальчик.
— Чем же?
— Родителями. Да, не удивляйтесь, вся трудность в родителях. Отец у него крупный архитектор, человек заносчивый, нетерпимый. Вот вы мать слышали, а послушали
— Да. Тяжело вам с такими, — искренне посочувствовал Сергей. — Ну, а как сам Игорь ведет себя в школе?
— Его не любят. Он заносчив, скрытен, жаден.
— А как учится?
— Неважно. Много троек. Но он уверен, что в институт его папа устроит. Даже хвастает этим.
— Почему же его старостой драмкружка выбрали? То есть извините, — Сергей улыбнулся, — директором театра.
Зинаида Ивановна устало и серьезно ответила:
— Это очень удачная идея, с театром. Прекрасная форма внеклассной работы. Да, так старостой? Только потому, что так посоветовала их руководительница. Ее мальчики очень уважают. Славная девушка. Почему-то уверена, что Игорь талантливый актер. Правда, он умеет хорошо притворяться.
— А где Игорь живет, как зовут его родителей? Признаться, он меня заинтересовал.
— Отца зовут Всеволод Андреевич, а мать — Роза Ивановна. Живут они… одну минуту…
Зинаида Ивановна раскрыла последнюю страницу классного журнала и прочитала адрес и телефон.
— Живет на Песчаной, а учится здесь? — удивился Сергей.
— Они туда прошлой зимой переехали. Ну и решили, чтобы мальчик десятый класс кончил в этой школе. Он на отцовской машине в школу приезжает.
Адрес был знаком Сергею. Он сейчас же вспомнил: в этом доме живет Антон Захарович Шубинский.
Они еще поговорили о других членах кружка, и Сергей стал прощаться.
— Хорошо, что вы зашли. Почаще бы, — сказала Зинаида Ивановна. — Нам одним очень трудно, времени не хватает. Уж директор и так чуть не сама все планы работ для комитета составляет. Мы присутствуем на всех собраниях комсомольских групп. Комсомольцы у нас все-таки еще дети. Приходится следить буквально за каждым их шагом.
— Так, по-моему, тоже нельзя, — не утерпел и возразил Сергей. — Девятый, десятый класс — разве это дети?
— И, однако, все подсказывать приходится, — с легкой ноткой раздражения ответила Зинаида Ивановна. — Ни одного серьезного вопроса сами решить не могут.
— Не приучили, вот и не могут.
— Ну, знаете. Тут вину надо делить, по крайней мере, пополам — вам и нам. Райком комсомола совсем нас забыл. В прошлом году оттуда приходили всего один раз и то лишь на отчетно-выборное собрание. Да и звонят только, если плохо с уплатой членских взносов или кто-нибудь не снялся с учета. И кому звонят? Конечно, директору. Долго это будет продолжаться,
— Нет, — энергично ответил Сергей. — Теперь они… то есть мы вас не забудем.
«Опять ввязался в спор, — с досадой подумал он. — Что у меня за характер? А впрочем… я это секретарю тоже, черт возьми, выложу. В самом деле, она же права».
Когда Сергей вышел на улицу, дождь лил вовсю. Порывистый встречный ветер бросал в лицо холодные струи воды. Сергей поднял воротник плаща и, сунув руки в карманы, зашагал к остановке троллейбуса. Только теперь он почувствовал, как устал и проголодался.
В полупустом троллейбусе Сергей задремал. Несколько раз он пытался открыть тяжелые веки, но они снова слипались, и Сергей проваливался в какой-то теплый мрак. Усталость брала свое. Было около одиннадцати часов вечера.
Наутро Сергей в положенный час был уже на работе и с нетерпением ждал вызова к Зотову.
В дверь заглянул Лобанов.
— Пионерский привет, геноссе Коршунов! Как поживают московские школьники?
В это время зазвонил внутренний телефон, и Зотов вызвал Сергея к себе.
— Докладывайте, Коршунов.
Сергей, как всегда в последние дни, подчеркнуто скупо, в нескольких словах сообщил о результатах работы и положил перед Зотовым листок с записями.
Услыхав адрес Пересветова, Зотов сказал:
— Адреса-то совпадают. Опять Песчаная. Так, так!
Он не спеша надел очки и хотел было приняться за чтение записей, но передумал, отложил листок в сторону и, посмотрев поверх очков на Сергея, строго сказал:
— Вот что. Расскажите поподробнее. Вы, кажется, умели это делать.
Легкая краска проступила на смуглых щеках Сергея. Он нехотя принялся рассказывать. Говорить он старался только то, что непосредственно относилось к делу. Но потом Сергей не выдержал принятого тона и неожиданно для себя рассказал, как опробовали школьники свой радиоузел.
И Зотов рассмеялся искренне, хорошо и открыто. Хмурое лицо его стало вдруг простым и добрым, ласковые морщинки собрались вокруг глаз.
— Ах, черт, жалко я не слышал, — сказал он, снимая очки и вытирая проступившие на глазах слезы. И уже совсем по-другому, доверительно спросил: — Что думаете предпринять дальше?
— Вызовем Пересветова. Пусть расскажет, что он делал на даче, где встретился с Папашей.
— Рано, — покачал головой Зотов.
— Он все расскажет, ручаюсь!
— Откуда такая уверенность? Вы его даже в глаза не видели. И что вы о нем знаете? — Зотов опять нахмурился. — Мне казалось, что вы решили никогда больше не торопиться.
Раздосадованный Сергей хотел было возразить, даже поспорить. Его возмутило, что начальник отдела и на этот раз недоволен, явно придирается и так грубо напомнил о самой тяжелой минуте, которую Сергей пережил за время работы в МУРе. Усилием воли он, однако, подавил эту вспышку и, ни в чем не убежденный, сухо произнес: