Дело при Ляхово

Попов Андрей Иванович

П.П.Коновницын

«В этот день мороз был довольно сильной, — отмечает Казин, — разместив остальных 20 человек, разумеется, я не мог ехать с ними скоро, а потому на половине дороги пленные мои, одетые очень легко, начали застывать, и я, чтоб дать им отогреться, остановился на час времени в деревне. На этом-то привале большая часть из них, чувствуя сильную боль в ногах, сняли с себя сапоги, которых уже не могли надеть, потому, что ноги у них распухли, и затем явились ко мне с ногами, обвязанными тряпками и соломою, уверяя меня, что эта обувь для них покойнее и лучше. Усадив их опять на подводы, я, часу в четвертом после полудня, прибыл в главную квартиру и явился тотчас же к дежурному генералу Коновницыну». Главная квартира русской армии 1 (13) ноября переместилась из Щелканово в село Юрово (Журово). Вьейо рассказывает, что произошло после нескольких часов пути: «Прибыли в главную квартиру князя Кутузова, я полагаю в Jaszkow или Usof, в то же время, когда туда входила большая колонна русской кавалерии. Мы вынуждены были долгое время ждать её прохождения, и мимоходом получали всевозможные оскорбления, которые им нравилось бросать в наш адрес; все от головы колонны до ее хвоста кричали: “Капут французы; Париж, Париж; собака француз; Наполеон свинья, Наполеон капут”. Офицеры покидали свои ряды, проезжали мимо наших

саней, как фурии, готовые нас растерзать, спрашивая: “Ты поляк, ты француз?” Когда нашли одного поляка, их гнев удвоился; посыпались ругательства и угрозы; они даже били многих старших офицеров, приговаривая: “Сибирь, Сибирь”… Если это оказывался француз, они задавали ему “приятные" вопросы: “Где твой император, твоя свинья император? Я хочу держать его голову на кончике своей сабли”, затем, показывая пистолеты, говорили: “Это, кстати, чтобы разбить головы всем французам, ни один не избежит! Скажи, где остановился твой негодяй император? Мы гонимся за ним от Москвы, не можем поймать, но схватим его, он не выберется из России! Адьё, французы, идите умирать в Сибирь”».

Коновницын тогда обедал у Кутузова, Казин вспоминает: «Я, озабочиваясь о моих пленных и по тесноте селения, где была расположена главная квартира, и дома все заняты, поместил их на время на улице у большого костра, зазжённого казаками, сам же пошел ожидать генерала, который вскоре возвратился; приняв от меня рапорт, очень милостливо и ласково со мною обошелся, расспрашивал о сражении, хвалил наш полк…, пленных же поручил мне сдать начальнику главной квартиры полковнику Ставракову, куда я и привел их; — прием был скор, а помещение тот же костер с огнем, где они грелись и потому-то я полагаю, что немногие из них на утро могли продолжать путешествие».

«Князь Кутузов, — рассказывает Вьейо, — узнав, что некоторое количество французов, взятых в плен накануне, проходили совсем рядом с господским домом (chateau), где он разместил свою главную квартиру, потребовал привести нескольких офицеров. Я был в их числе. Он спросил о наших силах во время оставления Москвы и знаем ли, где находится Наполеон. Мы никак не могли удовлетворительно ответить… Князь выразил сочувствие к нашей несчастной судьбе, повторив, как и генерал Уваров, что мы подвергнемся ещё большим страданиям, всё позади них опустошено и суровая стужа не оставит ни одного из нас в живых. В заключение он сказал, что знает одно единственное средство, которое может спасти нас, это — вступление в их службу. "Мы не будем служить России никогда, никогда, — отвечали мы, не сговариваясь, — невозможно переметнуться на другую сторону ради того, чтобы покончить со страданиями, которые нас ожидают; велите нас расстрелять, но служить русским — никогда, никогда…" Князь состроил гримасу, закрыв единственный глаз, и на мгновение можно было подумать, что он ослеп, но, как тонкий политик, он прибавил: “Можете быть уверены, господа, вас не заставят поднимать оружие против вашей родины; вы были бы направлены во внутренние гарнизоны или на границу с Турцией и пользовались всеми преимуществами, к вам относились бы как к нашим офицерам и уважали наравне с ними; то, что я предлагаю, представляет для вас интерес потому, что вы не устоите перед невзгодами, которые вас ожидают, и климатом, который неведом вам. Я аплодирую вашему мужественному решению и не ожидал иного со стороны храбрых французов, которые вчера в течение 8 часов выдерживали ожесточённый бой против значительно превосходивших сил и не сдавались до последней крайности". Мы откланялись князю и возвратились к своим саням». {63}

63

Vieillot. 161–165; Марин. 80–83; Гулевич. 242; Бумаги Щукина. IX. 270. Казин пишет, что, поскольку Бонифас потерял сознание и, к тому же, не имел обуви «я не мог его взять с прочими товарищами для представления в главную квартиру, а должен был оставить на попечение нашего доктора Гибнера, оставленного в селе Княжом при устроенном для раненых лазарете. Чрез год после этого дела Гибнер рассказывал мне, что раненый Бонифас провел целую зиму в Княжом, вылечился от ран и летом благополучно отправился в низовыя губернии, где вероятно дождался размена пленных». Действительно, Бонифас возвратился на родину в сентябре 1814 г.

Сообщая Кутузову об «отличном успехе над неприятелем», одержанном Финляндским полком, Коновницын писал о его командире: «… расторопности, отменному мужеству и благоразумным его распоряжением должно приписать истребление в то время целаго неприятельского отряда, остававшагося отрезанным от всей армии которой по неизвестности еще сего пробираясь к Смоленску был открыт вблизи самой главной квартиры армии нашей и мог бы даже есть ли бы был сильнее обезпокоить оную».

Так печально закончился боевой путь ещё одного подразделения дивизии Барагэ, а вместе с тем в руки русских попал крупный магазин, собранный французской администрацией в селе Княжем.

Отважный полковник

В то же самое время французы лишились ещё нескольких магазинов, в том числе в селе Клементьеве (Клемятино). Подробности последнего дела изложены в записках Ж.П. Делляра, в то время полковника, которому генерал Шарпантье поручил собрать здесь продовольственные запасы. Делляр писал, что он во главе 250 пехотинцев (среди них были французы, поляки и португальцы) собирал продовольствие в районах Рославль, Манас (Monast), Терешок (Terepoyrcht), Нижняя Кисля (Kisliai-Nijnii) и обозами из многих сотен повозок свозил его в главный пункт— в замок Клементина (chateau de Clementina). «Возвратившись 11 ноября из одной из своих экспедиций, он нашёл в Клементине два настоятельных приказа генерала Шарпантье (исполнение их было невозможно), которые предписывали ему быстро отступить в Смоленск ввиду того, что неприятель овладел Ельней и решительно направился на наши магазины». {64}

64

Dellard J. P. MEMOIRES MIL1TAIRES. Paris. 1892. P. XV, 275–276, 279; автор пишет о себе в третьем лице. Жан Пьер Делляр (8.IV.1774—7.VII.1832) был полковником 16-го полка лёгкой пехоты и сражался в Пруссии, Польше, Испании, откуда вернулся по ранению в 1810 г. В 1812 г. направлен в распоряжение главного штаба «Великой армии» (Fabry. IV. 179–180, Ann. 219, 230); по словам Кастеллана, это был «маленький добряк ростом в четыре фута восемь дюймов» (Castellane. II. 458).

Действительно, от партизан, местных жителей и пленных русское командование узнало о расположении неприятельских запасов. 30 октября (10 ноября) Коновницын писал генералу-интенданту Ланскому: «Будучи вчерашнего числа извещен о заготовленном магазине в д. Клементине, где для присмотра находилась неприятельская команда, послан туда полковник Бистром с отрядом», и в связи с этим просил: «… отрядить туда чиновника, с тем, чтобы запасы, там взятые, доставлены были к назначению вашему». Командиру лейб-гвардии Егерского полка К. И. Бистрому в тот же день был передан приказ: «Получив известие, что неприятель находится в д. Клементьевой, для заготовления провианта е.с. приказать изволил, чтобы в. в-б. следовали с двумя баталионами ввереннаго вам полка немедленно туда и старались онаго захватить, в команду вашу наряжается один эскадрон лейб-кирасирского Его Величества полка и сотня казачьяго Тульскаго». Тем временем отряд Орлова- Денисова, имевший приказ следовать на Красный, и в дело при Ляхове ввязавшийся

лишь потому, что из-за наличия там неприятельских войск не имел «способа действовать далее к Смоленску, дабы не оставить у себя неприятеля в тылу», после этого двинулся в указанном ему направлении. При всём желании исполнить данный приказ генерал не мог, о чем доносил в главную квартиру 31 октября: «Не мог достичь сего числа далее с. Пронина, все селения наполнены неприятельскими артиллерийскими и кавалерийскими депами и полками, расположенными здесь по квартирам, сколько мог я заметить более для снабжения г. Смоленска провиантом и фуражем, для истребления коих я разделил полки отряда моего на разныя части». Видимо, одна из таких партий направилась и в Клемятино. {65}

65

Dellard. 276; ВУА. XIX. 115, 120, 161–162 (приказы о выделении войск для этой экспедиции были отданы генералу Лаврову и полковнику Леонтьеву); ИСТОРИЯ ЛЕЙБ-ГВАРДИИ ЕГЕРСКОГО ПОЛКА. СПб., 1896. С.89.

«Вынужденный в своём положении защищаться в поместье (chateau), полковник Делляр, не теряя ни минуты, окружил себя внутри всеми транспортными повозками и с двумя сотнями пехотинцев спокойно ожидалдве тысячи казаков, о которых сообщили раненые французы, сбежавшие от них из соседней деревни. Едва он все разместил, как показался неприятель, окружил со всех сторон, выдвинул на огневую позициючетыре пушки и две гаубицыи потребовал сдаться. После отказа начался огонь; гранаты подожгли поместье и продовольственные запасы, с каждым ударом ядра, с каждой пулей ряды редели; укрыться было негде». Со своей позиции русские безнаказанно расстреливали окружённого в большом имении неприятеля; французы несколько часов находились в таком положении, экономя те немногие патроны, какие у них оставались. {66}

66

Dellard. 276–277.

«После трёх безрезультатных предупреждений, раздражённые оказанным сопротивлением, несколько сотен казаков спешились и пошли на штурм. Увидев их приближение, оборонявшиеся дали по ним залп в упор, который остановил тех и заставил поспешно возвратиться к своим лошадям. Было ужепять часов вечера, дело продолжалось с полудня. Полковник Делляр ожидал наступления ночи, чтобы воспользоваться темнотой и прорваться, это был единственный способ спасения для него и его солдат. Он заранее справился со своей картой, он знал эту область, сам себе будет гидом и направится в Красный». {67} Делляру, судя по его собственному рассказу, первоначально противостояли только казаки, и лишь позднее к ним подошло подкрепление, т. е. отряд Бистрома.

67

Dellard. 277.

В 7 часов вечера русские удвоили свой напор, и позиция стала более непригодной для обороны; следовало либо выбираться из этого места, либо сдаваться. «Момент был благоприятный. Полковник Делляр, разделив свои силы, скомандовал 30 солдатам провести ложную атаку на батареи, и в это время получил удар картечной пулей в левую ногу. Однако сразу же вскочив на лошадь и во главе оставшихся людей прошёл через деревню Клементину, разогнал казаков, охранявших выход, захватил и разрушил мост за деревней и повёл отступление, как задумал. Напрасно казаки его преследовали; ночь и лес покровительствовали ему. Он оставил им только убитых и раненых на пепелище». Утром 12 ноября уцелевшая часть отряда Делляра добралась до Красного, где присоединилась к остаткам французской армии. {68}

68

Dellard. 278. Видимо, во взятии магазина принимали участие и казаки из отряда Орлова-Денисова и гвардейские егеря. Н. Д. Дурново записал в дневнике 1 ноября: «Мы прошли через Клемятино, где неприятель имел большой хлебный магазин, который был взят нашими казаками так же, как и сорок повозок с амуницией» (1812 ГОД. ВОЕННЫЕ ДНЕВНИКИ. М… 1990. С. 103).

В письме Александру Кутузов докладывал, что гвардейские егеря 30 октября (11 ноября) взяли в плен 1 полковника, 18 офицеров, 1650 нижних чинов. В тот же день от Орлова-Денисова было получено донесение, что партиями его отряда «побито более 1500 ч., взято в плен 1300 ч., повозок с багажем, провиантом и фуражем до 400. В числе коих находится 50 бочек с вином и пивом, лошадей готовящихся для артиллерии и кавалерии более 1000, скота разного до 200 шт.». В донесении от 31 октября (12 ноября) из д. Пузнино он писал: «Встречая на всяком шагу неприятеля, затрудняющаго меня в движении, решился я присоединить к отряду моему полковника Бистрома с пехотою, находившагося в близком разстоянии», и просил разрешить Бистрому следовать с ним до с. Волково. Кутузов поспешил поблагодарить графа за успехи, одержанные над неприятелем, и велел Бистрому двигаться с ним до с. Романова, откуда последний направится к с. Волково. Генералу Бороздину было сообщено, что его «отряд, состоящий из Финляндскаго Егерскаго полка и Астраханскаго кирасирскаго, имеет следовать завтра, т. е. 1 ноября от с. Княжева до с. Волкова, где присоединиться к гвардии Егерскому полку, туда назначенному». На другой день, 1 (13) ноября, когда Бороздин прибыл в Максимовское, гвардейским Егерскому и Финляндскому полкам было приказано присоединиться к своему 5-му корпусу в с. Голосове, а Астраханскому полку — к своей дивизии в деревне Акрутовой. Таким образом, два гвардейских полка, захватившие почти одновременно и в близлежащих местах два неприятельских магазина, вместе возвратились с победой к своему корпусу. {69}

69

ВУА. XVII. 82–83 (Ланской 31-го сообщил, что неприятельские магазины находятся в Черепово, Климятино, Федоровском и Княжем); XIX. 120, 163–164; Кутузов. IV. 2. 256, 288; Богданович. III. 104; ИСТОРИЯ Л.-ГВ. ЕГЕРСКОГО ПОЛКА. 89–90; Вороновский. 213–214; Вильсон. 89. Столь близкие по времени и месту действия операции Финляндского и Егерского полков, а также тот факт, что в обоих случаях были захвачены неприятельские магазины, привели к тому, что некоторые современники смешивали во едино эти два разных дела. Так, автор «Походных записок» рассказывает, что генерал Бистром двинулся с Егерским и Финляндским полками в Клемятино и, не застав уже там неприятельского отряда, пошёл по указанию местных жителей дальше к Княжому, где и разбил французов. Ростковский справедливо подчеркнул, что эта версия не соответствует показаниям других источников; кроме того, от Лобково до Клемятина не менее 17–20 вёрст, а от последнего до с. Княжое примерно 10–12 вёрст, и поэтому отряд Бистрома должен был пройти 27–32 вёрсты, что, во-первых, очень трудно, а во-вторых, противоречит показанию Казина, по которому Финляндцы прошли тогда 15 вёрст (С. 135, Прим. 2, С. 136, Прим. 4). Биограф Бистрома писал, что тот «участвовал в ночной экспедиции при дер. Клементино» (Лукьянович Н. Биография… Бистрома. СПб., 1841. С. 12).