Дело Романовых, или Расстрел, которого не было
Шрифт:
Сергеев передал все требуемое к нему в штаб. Это вызвало протест гражданской судебной власти, которая была оскорблена вмешательством военных. Остроумов, помощник прокурора в Екатеринбурге, позже охарактеризовал это как «незаконное вмешательство военной власти».
Но юристы пошли дальше.
В течение недели после отстранения Сергеева министр юстиции Колчака Старынкевич послал резкое сообщение генералу Дитерихсу: «…Я прошу Вас сообщить мне, на каком основании Вы изъяли документы, это нарушает законы страны и усложняет ведение следствия — которое вызывает определенное беспокойство российской судебной власти. Я прошу Вас возвратить документы следователю Сергееву».
Дитерихс не ответил, и гражданская судебная власть
Но, точно так же, как Сергеев и Наметкин, он проработал не долго. Как и они, он, как говорят, был пойман и убит большевиками за его участие в расследовании дела Романовых.
Но как получилось, что руководство белогвардейцев, офицеры, которые рисковали собственной жизнью в смертельной борьбе с большевиками, внезапно заинтересовались изменением хода расследования судьбы Романовых? Почему заменили следователя в середине его расследования? Военные попыталась оправдать его отстранение, сославшись на то, что расследование не было формально аккредитовано Омским правительством. Это оправдание было очевидно абсурдным, так как Омское правительство даже не существовало, когда Сергеев начал работу. Следствие, возможно, могло быть узаконено одним росчерком пера. Для того, чтобы определить настоящие причины отстранения Сергеева, мы должны обратить внимание на колебания между верой и недоверием населения в вопросе убийства царской семьи в момент его отстранения — начало 1919 года.
Прошло шесть месяцев после исчезновения Романовых, но сообщения о том, что убийство было симуляцией, продолжали постоянно поступать. Появлялись совершенно невероятные истории, например, о том, что при расстреле Николая героически заменил генерал Татищев. Как ни странно, этот рассказ, кажется, распространял Великий князь Кирилл, двоюродный брат царя, претендовавший на трон в изгнании при условии, что царь был мертв.
Но все истории о спасении вызывали неуверенность в убедительности екатеринбургского расследования, и что действительная судьба семьи была скрыта. Это сомнение разделяли люди, которых нельзя было отстранить или легко убедить.
Мать царя, 71-летняя императрица Мария, все еще жила в южной части России, упорно отказываясь уезжать, пока она не получит более надежные известия о судьбе своего сына и его семьи, несмотря на стремительное приближение большевиков. В ноябре 1918 года ее посетил полковник Джо Бойл, работавший в Союзнической разведке. Сам Бойл получал письма от его собственных агентов в Екатеринбурге и считал расследование не оконченным.
Что касается императрицы матери, она все еще говорила британским чиновникам, что императорская семья выжила, когда она наконец уехала на борту британского военного корабля, посланного королем Георгом V в апреле 1919 года. Достигнув Мальты, она сказала, что она имела положительную информацию по этому вопросу и знала, где семья находилась.
На Рождество 1918 года, на встрече с дипломатами журналисты также скептически высказывались об истории с расстрелом. 5 декабря американский посол в Риме, Нельсон Пейдж, послал телеграмму госсекретарю в Вашингтоне: «Для Вашей конфиденциальной информации. Я разговаривал в самых высоких сферах. Здесь считают, что царь и его семья все живы». «Самые высокие сферы» — это итальянская королевская семья.
Мы обнаружили письмо, написанное женой посла спустя день после того, как эта телеграмма была послана. В этом Письме госпожа Пейдж упомянула, что королева Италии рассказала ей о конфиденциальном разговоре с президентом Соединенных Штатов, в котором наряду с другими делами обсуждалась и судьба
Жена посла писала: «Когда я спросила (королеву), полагает ли она, что царь был казнен, она сказала, что она так не думает, и при этом она так же не думала, что кто-либо из царской семьи был убит. В действительности она думала, что все они — живы».
Италия была тогда монархией, и у королевской семьи были родственники и в России, и в Германии. Двое из сестер королевы были женаты на российских великих князьях. Они имели также родственные связи с принцем Луи Баттенбергским, немецким отцом ныне живущего лорда Моутбаттена.
Телеграмма заставила Вашингтон обратиться в Лондон с просьбой высказать свое окончательное официальное мнение. В ответе министерство иностранных дел упомянуло «очевидно, сообщения о том, что царь и сын были убиты, правдивы, но сохраняется сомнение относительно правдивости сообщения относительно смерти императрицы и ее дочери» (опечатка, «ее дочерей»).
Пока дипломаты обсуждали различные варианты, журналисты отправились в Екатеринбург. Мы знаем только о четырех, которые определенно посетили этот город, чтобы разобраться в том, что же произошло с Романовыми.
В 1918 году репортеры не могли просто «прыгнуть» на борт реактивного самолета и полететь на Урал; из-за войны они должны были сначала добраться на корабле до восточного побережья, а затем по суше совершить опасную сухопутную поездку по Сибири протяженностью в 3000 миль.
Одним из тех, кто это сделал, был Карл Аккерман, журналист газеты «Нью-Йорк тайме», который был отозван из отпуска и отправлен в Екатеринбург, как только новости о том, что большевики расстреляли Николая, попали на Запад. Аккерман, позже ставший деканом Колумбийской школы журналистики, был уважаемым политическим корреспондентом. Он достаточно скептически относился к рассказам относительно предполагаемого расстрела в Доме Ипатьева. 28 ноября под заголовком «Не нашли никаких доказательств расстрела царя и царской семьи», Аккерман сообщил то, что он назвал «плохим свидетельством трагедии», и рассказал о собственном впечатлении: «После моего расследования у меня сложилось мнение, как и у большинства людей здесь, что нет достаточного количества фактов, доказывающих, что семья была расстреляна. Есть косвенные доказательства, что они могут все еще быть живыми. Что касается судьбы царя — эта загадка, на которую даже судебное следствие не нашло ответ. Царь может быть живым, или он может быть мертвым. Кто знает?»
Таким образом, прежде чем 1918 год закончился, было много свидетельств, предполагающих как вывоз семьи, так и расстрел. Но, внезапно, прежде чем сомнения превратились в реальное недоверие к версии расстрела, Омское правительство сознательно начало кампанию с целью убедить весь мир, что все Романовы мертвы.
Как раз перед отстранением следователя Сергеева белогвардейские чиновники стали рассматривать другие версии убийства — по крайней мере, столь же невероятные, как любое из сообщений о выживании. 29 декабря 1918 года французский министр иностранных дел, М. Пишон дал французскому парламенту «категорическую» информацию об убийстве императорской семьи. Он сослался на слова князя Георгия Львова, бывшего премьер-министра Временного правительства, который, как считали, был заключенным в Екатеринбурге в то же самое время, как и царь. Он был освобожден большевиками, и затем провел некоторое время с белогвардейским руководством в Омске прежде, чем приехать в Париж. Французский министр иностранных дел заявил: «Князь Львов был в камере рядом с членами императорской семьи… Их поместили в одну комнату, заставили сесть в ряд. Всю ночь их кололи штыками, прежде, чем прикончить утром, одного за другим выстрелами из револьвера; императора, императрицу, великих княжон, царевича, придворную даму, компаньонку императрицы, и всех людей, бывших с императорской семьей, так что, по словам князя Львова, комната была залита кровью».