Дело смотрительницы (сборник)
Шрифт:
– От этой куклы, – проговорила миссис Гроувз, – у меня точно мурашки ползут, правду говорю.
Миссис Гроувс работала уборщицей. Она только что закончила процесс мытья пола, во время которого медленно пятилась по комнате, будто рак. Теперь она выпрямилась и начала не спеша вытирать в комнате пыль.
– Забавная вещь, – продолжила миссис Гроувс, – никогда не замечала ее до вчерашнего дня. А тут она, как говорится, буквально бросилась мне в глаза.
– Она вам не нравится?
– Я ж говорю, миссис Фокс, от нее у меня мурашки, – проговорила уборщица. – Это же неестественно,
– Но до сих пор вы не обмолвились о ней ни словом, – заметила Сибилла.
– Да говорю же, не замечала ее... до сегодняшнего утра... Конечно, я понимаю, она тут уже некоторое время, но... – Уборщица замолчала, и у нее на лице появилось выражение озадаченности. – Такое разве лишь ночью приснится, – проворчала она, собрала тряпки, ведра и щетки и, выйдя из примерочной, пошла через лестничную площадку в другую комнату.
Сибилла все не могла оторвать глаз от куклы. Выражение замешательства на ее лице все возрастало. Вошла Алисия Кумби, и Сибилла резко обернулась на звук шагов.
– Алисия, как давно у нас эта тварь?
– Что, кукла? Моя дорогая, у меня ничего не держится в голове. Вчера, например... Боже, какая глупость... Я отправилась вчера послушать лекцию и прошла уже почти половину дороги, как вдруг неожиданно поняла, что не помню, куда иду. Уж я думала, думала. Наконец я решила, что, должно быть, в Фортнум. Я знала, что мне туда зачем-то нужно. Вы не поверите, но только вернувшись домой и выпив чаю, я припомнила, что шла на лекцию. Конечно, мне частенько приходилось слышать о том, как с возрастом люди становятся с приветом, но что-то у меня это получается слишком быстро. Вот и теперь я забыла, куда дела сумочку... и очки тоже. Куда я их положила? Не вижу. Я их только сейчас держала... Читала что-то в газете «Таймс».
– Они на камине, на самом видном месте, – проговорила ее собеседница, водружая очки на нос Алисии. – Но как, откуда взялась эта кукла? Кто ее принес?
– Тоже не помню, – пробормотала та. – Кто-то принес или передал... Я так думаю. Но она, кажется, подходит ко всему в комнате, правда?
– Пожалуй, чересчур хорошо, – ответила Сибилла. – Забавно, даже я не могу вспомнить, когда впервые тут ее заметила.
– Уж не происходит ли с тобою то же самое, что и со мной? – сказала мисс Кумби предостерегающим тоном. – Но ведь ты совсем еще молодая.
– Но я и вправду не помню, Алисия. То есть я вчера посмотрела на нее и подумала, что в ней есть нечто... знаешь, а ведь миссис Гроувс абсолютно права, в ней действительно есть нечто такое... ну, от чего ползают мурашки. А затем мне пришло в голову, что я уже думала про это, а когда попыталась вспомнить, когда мне в первый раз так подумалось, то ничего вспомнить не могла! Все было так, словно я никогда ее прежде не видела, не обращала на нее почему-то внимания. Казалось, она пролежала здесь бог весть сколько времени, но просто я заметила ее лишь теперь.
– Может, она залетела однажды в окно на метле, – мрачно пошутила Алисия Кумби. – Теперь, во всяком случае, она здесь, и все в порядке. – Она огляделась вокруг. – И комнату теперь даже едва ли можно без нее представить, правда, Сибилла?
– Правда, – согласилась
– Возможно что?
– Представить комнату без нее.
– Мы что, все спятили из-за этой куклы? – проговорила раздраженно Алисия Кумби. – Что, интересно, не так у этой бедняжки? По мне, она, конечно, выглядит, словно завядший кочан, только это, может, всего-навсего из-за того, что на мне сейчас нет очков. – Нацепив их, она изучающе посмотрела на куклу. – Да, – сказала она, – теперь я понимаю, что ты имела в виду. От ее вида действительно могут поползти мурашки... уж больно грустный... ну и зловещий тоже; да, она что-то замышляет.
– Забавно, – вспомнила Сибилла, – миссис Феллоуз-Браун так сильно ее невзлюбила.
– Она из тех, у кого что на уме, то и на языке, – заметила Алисия Кумби.
– Но все-таки странно, – продолжала настаивать Сибилла, – что кукла произвела на нее такое впечатление.
– Ну что же, неприязнь порой возникает внезапно.
– А может, – со смешком произнесла Сибилла, – куклы вовсе и не было здесь до вчерашнего дня... Может, она просто... залетела в окно, как ты говоришь, и поселилась тут.
– Нет, – поспешила возразить Алисия Кумби, – уверена, она здесь уже пробыла какое-то время. Может, до вчерашнего дня она попросту притворялась невидимкой.
– Вот и у меня такое чувство, – согласилась ее собеседница, – что какое-то время она тут провела... но все равно я не помню, не могу вспомнить, чтобы я видела ее до вчерашнего дня.
– Ну хватит, дорогая, – оборвала ее Алисия Кумби. – Довольно. От твоих слов и вправду мороз пробегает по коже. Ты ведь не собираешься наплести с три короба о сверхъестественной сущности этого создания? – Она подняла куклу с кресла, встряхнула, изменила положение рук и ног и, взяв за плечи, пересадила в другое кресло. Кукла при этом слегка взмахнула руками и снова обмякла. – Конечно, она не живая; ни капельки, – произнесла Алисия Кумби, вглядываясь. – И все же каким-то забавным образом она и в самом деле кажется живой, да?
– Ой-ой-ой! Ну и перепугала ж она меня, – заявила миссис Гроувс, ходя с тряпкой для вытирания пыли по комнате, отведенной для показа образцов. – Уж так напугала, что теперь мне в примерочную вряд ли когда-нибудь захочется войти еще раз.
– И что же вас так напугало? – потребовала ответа мисс Кумби, сидевшая в углу за письменным столом, занятая какими-то счетами, и, не дождавшись, добавила, скорей обращаясь к себе самой, чем к миссис Гроувс: – Эта дама полагает, что может позволить себе шить два вечерних платья, три платья для коктейлей, да еще костюм, причем каждый год, и никогда не платить мне за них ни единого пенни. Ну и люди!
– Это все ваша кукла, – вставила, наконец, миссис Гроувс.
– Как, опять наша кукла?
– Ну да, сидит за письменным столом, словно живая. Ой-ой-ой! Да напугало-то меня не столько это!
– О чем ты говоришь?
Алисия Кумби встала, пересекла комнату, прошла через лестничную площадку и вошла в находившуюся напротив комнату, служившую примерочной. Там в углу стоял французский, в стиле шератон, старинный столик для письма, и за ним, на придвинутом кресле, сидела кукла, положив на столешницу длинные, способные гнуться как угодно руки.