Дело в шляпе
Шрифт:
Бакли вдруг нахмурился, и, подойдя к женщине поближе, внимательно посмотрел на нее.
— Чего ты пялишься? — рассердилась она. — Не мешай работать.
— Вы кашляете, — Бакли прищурился. — Это у вас давно?
— Это у меня апчихит, умник. Месяца два уже. А что?
— Это не апчихит, — покачал головой Бакли.
— А ты откуда знаешь? — прищурилась она.
— Я врач, — тихо ответил Бакли. — И… поверьте, это не апчихит. Скажите, вы сильно похудели за последнее время?
— Ну, есть слегка, — женщина пожала плечами. —
Бакли с полминуты молчал, потом осторожно произнес.
— Это не апчихит. Но эту болезнь можно вылечить.
— Порошки мне не помогают, — пожала плечами женщина.
— И не помогут. Можно мне листок бумаги и ручку?
— Да бери, вон на столе лежат…
Женщина снова повернулась к компьютеру, а Бакли, пристроившись на уголке стола, принялся быстро что-то писать. Потом встал, сложил листок пополам, и вышел. Вернулся он минут через десять, держа в руках кулек, завернутый в какую-то тряпочку.
— Отвлекитесь на секунду, — попросил он. — Так, значит. Смотрите. Это — лекарства, я написал, как их принимать, и сколько по времени. Завтра же берите детей, садитесь на поезд, и езжайте на море. Деньги есть у вас?
Женщина ошарашено посмотрела на него.
— Немного есть, — ответила она, — но…
— Вы жить хотите? — рявкнул Бакли. Женщина кивнула. — Тогда слушайте! Едите на море, и живете там месяц, можно больше. Принимаете лекарства, дышите воздухом. Еще лучше будет, если вы там сумеете найти работу, и остаться жить хотя бы на год. Ваша болезнь сильно запущена. Это не физдецома, но близко к тому. Если так будет продолжаться, то этой осенью вы сляжете. И уже не встанете.
Женщина была явно не из пугливых, но — это Бакли тут же заметил — ей явно стало не по себе. И он решил дожать, чтобы наверняка.
— Если вы любите своих детей, то вы поступите так, как я велю, — продолжил он. — Вы ведь не хотите, чтобы они оказались в приюте?
— Допустим, не хочу, но… слушай, парень, ты серьезно? — нахмурилась она.
— Ты дура, да? — Бакли перешел на привычный тон. — Такими вещами вообще шутят? Учти, идиотка. Я тебе сейчас отдаю лекарства, которые мы украли из административного дома в Аюхтеппэ. Этими лекарствами лечатся всякие большие начальники, которых ты только по телеку видела. И вылечиваются. И ты тоже вылечишься, если сделаешь так, как я сказал.
— А что со мной, по-твоему?
— У тебя в легких, внизу, идет воспаление, — принялся объяснять Бакли. — Оно сейчас такое, как бы сказать, притихшее, потому что на улице лето, тепло, и сухо. Но когда станет холодно и повысится влажность, воспаление проснется. Оно очень быстро перерастет в физдецому. И ты от нее умрешь.
— Как ты это понял? — полушепотом спросила женщина.
— По звуку твоего кашля, — пояснил Бакли. — Чем бы тебе еще доказать-то… Фадан, пойди сюда.
Фадан, к удивлению всех, повиновался.
— Дай деньги, Фадан, — приказал Бакли. — Ага… Так, сотню нам на еду… Смотри. Тут восемь сотен. Ты просила четыре, так вот тебе восемь. И лекарства. Поверь, если бы у нас было больше денег, я бы дал больше. Но у нас больше нету.
Он силком сунул женщине в руки сверток и ворох бумажек.
— Почему ты это делаешь? — сказать, что женщина удивилась — это не сказать ничего. Казалось, что Бакли сбил с нее всю спесь своим напором.
— Потому что я врач, — просто ответил Бакли. — Потому что у тебя двое детей. Потому что я так решил. Этого достаточно?
— Обычно все сами платят врачу, а не наоборот, — женщина покачала головой.
— Правильно. Постоянному врачу, который в районе, ты платишь, все так и есть. А я… ну, считай, что тебе один раз в жизни попался сумасшедший врач, — Бакли вдруг улыбнулся, и женщина несмело улыбнулась ему в ответ. — Учти, я обычно сам не прочь денег получить. Просто… — он примолк, осекшись. — Просто я недавно кое-что понял для себя. Неважно. В общем, давай того, лечись. Пацаны у тебя вон какие классные. Глядишь, лет через пять внуков нянчить будешь.
В машину они сели только под утро, когда уже стало светать. На руках у них, помимо заказанного комплекта документов, оказался еще один, резервный, и — просто царский подарок! — карта Шенадора и окрестностей, да не простая, а такая, которой пользуются полисы. Карта, по словам Шефа, была отличная. Например, на ней оказались нарисованы дороги и проезды, которых на простой карте в помине не было. Там же было указано время, за которое можно преодолеть тот или иной путь, и оптимальная скорость для этого пути.
Такая щедрость женщины объяснялась тем, что первую таблетку она приняла при них, по настоянию Бакли — и через полчаса почувствовала, что у нее упала температура, которая до этого держалась повышенной два месяца. Она — поверила. Это самое главное, позже объяснил Балки Сеп — то, что она поверила. Значит, она послушается, и сделает так, как он велел.
Значит, она останется в живых…
Фадан, который изначально хотел отругать Бакли за то, что тот оставил их без денег, в результате ругаться не стал. Он подумал тогда — а как бы поступил я на его месте? И понял, что, видимо, так же. Поступок Бакли был глупым, нерациональным, но, в то же время, было в нем что-то бесконечно правильное и честное.
— Фадан, прости, что я ей деньги отдал, — произнес Бакли, когда они выехали, наконец, на утреннюю улицу. — Сам знаю, что дурак.
— Ты молодец, — покачал головой Фадан. — Все правильно сделал.
— Да ну, деньги, — фыркнул Шини. — Добудем. Найдем первый же базар, и там пособираем. Тем более что на еду у нас есть. Забей, Бакли.
— Хорошая женщина, — вдруг сказала Бонни. — И мальчики хорошие. Этот парнишка, Эгли, вон меня как красиво сфоткал, — она вынула из сумочки фотографию. — И напечатал. Сказал, что на память.