Дело в шляпе
Шрифт:
— Помогу, — ответил Сеп у него в голове, но голос его звучал сейчас напряженно и вовсе безрадостно. — Если смогу. И если в этом будет смысл.
— Не пустят, — тут же влез в разговор Шини. — Ты же сам говорил…
— Да знаю я! — раздраженно отмахнулся Бакли. — Заткнись ты, ради Триединого. Самый умный нашелся.
— Да ну тебя, — рассердился Шини. — Я просто напомнил.
— А я не просил!!!
Возле калитки остановились. Шини утвердил мотик на шаткой подножке, и они вдвоем нерешительно направились через палисадник к широкому крыльцу, расположенному
— Никого не слышно и не видно, — констатировал Шини. Он деликатно постучал по двери, и, чуть повысив голос, произнес: — Хозяева! Отзовитесь! Мы по делу, ненадолго…
Через пару минут за дверью раздались шаги, она открылась, Шини и Бакли увидели хозяина. И тут же поняли, что про генератор можно даже не начинать разговор.
Гермо, стоящий за дверью, имел вид настолько убитый и подавленный, что они поневоле сделали шаг назад. Видно было, что Крус (а перед ними сейчас стоял именно он), очень долго не спал, и что ему, видимо эти было вовсе не до себя — рубашка застегнута криво, волосы взлохмачены, взгляд, как у дикого вельша.
Первым опомнился Бакли.
— Доброго дня, — вежливо поздоровался он. — Мы из гаражей ваших приехали. Нам сказали, беда у вас. Я врач. Может, помочь чем сумею.
— А… — Крус махнул рукой. — Не, не сумеешь. Там… по женскому у неё… нельзя тебе смотреть.
— Слушай, — Бакли подошел к нему поближе. — Давай так сделаем. Я просто посмотрю. Понимаешь? Глазами посмотрю, послушаю. Даже трогать ее не буду. Может, укол сделаю, если подойдет то лекарство, которое есть у меня.
— Делали вчера укол уже, не помог, — помотал головой Крус. — Говорили, резать надо. А им резать нечем. Ну, сказали, что если резать, то тоже помрет скорей всего. Так что иди, врач, не нужно нам ничего. Да и денег лишних нету…
Бакли разозлился.
— Я тебе хоть что-то говорил про деньги? — рявкнул он. — А ну давай, веди к жене! Неужто совсем ее не жалко?
Вот это подействовало — видимо, Крус жену свою любил и жалел. Через пару минут они вдвоем вошли следом за ним в женскую половину дома. Две комнаты, кухня, общий коридор… нужная им комната располагалась в дальней части коридора, и выходила окнами в маленький садик.
— Саничка, пришли тут к тебе, — предупредил Крус, входя в комнату первым. — Врач пришел. Посмотреть…
Ответом ему был слабый стон, раздавшийся с кровати.
— Саничка… — неуверенно позвал Крус еще раз. Бакли отодвинул его в сторону, подошел к кровати поближе, и сел на стул рядом.
— Не шумите все, — попросил он. — Мне надо послушать.
Слух у рауф много тоньше, чем наш, человеческий, поэтому, например, тот же стетоскоп им просто не нужен. Они запросто всё услышат и так. С минуту Бакли сидел молча, неподвижно — Шини понял, что он сейчас беззвучно советуется с Сепом — потом заговорил.
— Ребенок жив. Крус, я могу попробовать спасти твою жену и ребенка.
— Но ты же не…
— Не баба? — едко спросил Бакли. — И чего?
— Так нельзя же…
— Это кто сказал, что нельзя? — прищурился Бакли. — Греваны сказали? Или кто? Тебе сейчас что важнее — что кто-то что-то когда-то сказал, или твоя жена и маленький, которого вы ждали?
— Не… не знаю… — выдавил из себя Крус.
— Ну, ты пока думаешь, притащи сюда теплой воды побольше, простыни, все, какие найдешь, и все лампы, что есть в доме, — распорядился Бакли. — И запри дверь в женскую. Еще не хватало, чтобы кто-то помешал.
Тремя часами позже Шини и Бакли сидели на кухне в женской половине дома, и пытались как-то придти в себя. Крус в это время суетился рядом с женой, которая уснула, прижимая к себе новорожденного мальчика. Впервые за трое суток ее не мучила боль, потому что на обезболивающее Бакли не поскупился, и сейчас она спала, как убитая. По словам Сепа, и мать, и ребенок теперь были вне опасности.
В дверь женской половины время от времени принимались стучать, но Крус пока что не открывал — Бакли запретил. За дверью то и дело раздавались чьи-то голоса, с кухни не было видно, чьи именно.
— К-к-к-какой ужас, — в которой уж раз пробормотал Шини. — Мамочки, какой ужас… я не думал, что дети когда… это т-т-т-такой ужас…
— Ну, не такой чтобы какой, но вообще да, жуть, — согласился Бакли. Он старался держаться уверенно, но и его нет-нет, да и сносило — например, когда он пил, зубы по краю кружки стучали более чем явственно. — Без Сепа я бы их угробил за милую душу.
— Ты и со мной чуть не угробил, — проворчал Сеп. — Но вообще молодец. Патология непростая, для рауф, как расы, не характерная. Чудо, что малыш остался жив, на такое я в самом начале не рассчитывал. Повторю еще раз: парень, у тебя отличные руки. К рукам должны прилагаться знания, поэтому учеба — прежде всего. Так. Сейчас пойдешь, сделаешь ей еще дозу того антибиотика…
— Который длительного действия? — уточнил Бакли.
— Угу. И напишешь сопроводительную записку для быраспаса, который к ней приедет завтра. И объяснишь этому тупице, чтоб вызвал завтра обязательно. Понял?
— Понял.
— Тогда делай. Ох, как же хорошо, что у вас, рауф, дети такие мелкие. Был бы человек или нэгаши, малой кровью бы не обошлось. А тут — кило восемьсот. Делов-то. Лекарство, Бакли, лекарство им оставь! Четыре ампулы.
Бакли вышел. Шини налил в пустую кружку еще воды, и залпом выпил. Руки у него всё еще тряслись, но все-таки уже поменьше, чем полчаса назад.
Через несколько минут в кухню вернулся Бакли. Вошел он как-то странно — спиной вперед, пятясь… Шини привстал, и в ту же секунду увидел, что на Бакли надвигается из коридора здоровенная мужская фигура, держащая перед собой огромные вилы для сена с остро отточенными зубцами. За спиной фигуры маячили еще два силуэта, и силуэты эти спутать с чем-то безобидным было сложно: уж больно характерные у них были кепки, уж больно явственно слышалось в коридоре позвякивание наручей.
— Что я сделал-то? — Бакли отступил еще дальше, остановился рядом с Шини. — Что…