Дело в стиле винтаж
Шрифт:
На пороге стояли четверо ребятишек в сопровождении взрослого, они собирали деньги для бездомных.
Так спокойно, так ярко…Я положила какие-то деньги в жестянку, дослушала рождественский гимн до конца и пошла наверх подготовиться к встрече с Дэном. В семь часов снова раздался звонок. Я побежала вниз, прихватив со столика в
Но, открыв дверь, я словно окунулась в ледяную воду.
— Здравствуй, Фиби, — сказал Гай. — Можно войти? — спросил он спустя мгновение.
— O-о… да. — Ноги мои подкосились. — Я… не ждала тебя.
— Понимаю. Прости — просто решил зайти по дороге в Числхерст.
— Хочешь навестить родителей?
Гай кивнул. На нем была белая лыжная куртка, которую он купил в Валь-д'Изере: я помнила, он выбрал ее исключительно потому, что она понравилась мне.
— Значит, ты пережил банковский кризис? — спросила я, когда он прошел на кухню.
— Да. — Гай задержал дыхание. — Но… могу я присесть на минуту-другую, Фиби?
— Конечно, — нервно сказала я. Он сел за стол, и я посмотрела в его красивое открытое лицо и синие глаза; короткие темные волосы начинали седеть на висках. — Угостить тебя чем-нибудь? Хочешь выпить? Или чашечку кофе?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет. Ничего не надо, спасибо — я не могу задерживаться.
Я прислонилась к рабочему столику, сердце мое колотилось.
— Итак… что привело тебя сюда?
— Фиби, — терпеливо произнес Гай, — ты сама знаешь.
— Правда?
— Да. Ты знаешь, что долгие месяцы я пытался поговорить с тобой, но ты игнорировала все мои письма и звонки. — Он начал теребить остролист, которым я украсила основание большой белой свечи. — Твое отношение ко всему этому совершенно… безжалостно. — Он взглянул на меня. — Я не знал, как быть. Понимал, если попрошу о встрече, ты не придешь. — Это было правдой. Я бы действительно отказалась. — Но сегодня, проходя мимо твоей двери, я подумал: «Просто посмотрю, дома ли ты… поскольку…» — Гай тяжело вздохнул. — У нас с тобой… есть нерешенная проблема, Фиби.
— Для меня все решено.
— Но для меня нет, — возразил он, — и мне хотелось бы уладить ее.
Мое дыхание участилось.
— Прости, Гай, но тут нечего улаживать.
— Есть, — устало настаивал он. — Мне нужно начать новый год спокойно.
Я сложила руки на груди.
— Гай, если тебе не нравится то, что я сказала тебе девять месяцев назад, почему ты не можешь просто… забыть об этом?
— Наша проблема слишком серьезна — ты сама все понимаешь. И поскольку я пытаюсь прожить жизнь достойно, мне невыносима мысль, что меня по-прежнему обвиняют в чем-то столь… ужасном. — Я неожиданно вспомнила, что не разгрузила посудомоечную машину. — Фиби, — услышала я голос Гая, когда отвернулась от него, — мне нужно обсудить случившееся той ночью еще раз и никогда больше к этому не возвращаться. Вот почему я здесь.
Я достала две тарелки.
— Но я не хочу ничего обсуждать. К тому же мне надо скоро выходить.
— Не будешь ли ты так добра выслушать меня — это займет пару минут. — Гай сцепил руки. Казалось, он молится, отметила я, убирая тарелки в шкафчик. Но мне не хотелось затевать этот разговор. Я чувствовала себя загнанной в ловушку и злой. — Во-первых, я хочу сказать, что мне очень жаль. — Я повернулась к нему. — Мне искренне жаль, если что-то сделанное или сказанное мной той ночью внесло свой вклад — совершенно непреднамеренно — в случившееся с Эммой. Пожалуйста, прости меня, Фиби. — Я не ожидала такого поворота, и мое сопротивление начало ослабевать. — Но ты должна признать: твои обвинения совершенно несправедливы.
Я достала из посудомойки два бокала.
— Я не стану этого признавать, потому что была права.
Гай покачал головой.
— Фиби, это не так — ты знала это тогда, знаешь и сейчас. — Я поставила бокал на полку. — Ты была страшно опечалена…
— Да. Я просто обезумела. — Я поставила на полку второй бокал с такой силой, что чуть не разбила.
— Но ты обвинила меня в смерти Эммы, и я был не в силах вынести такое обвинение. Оно преследовало меня все это время. Ты сказала, будто я убедил тебя не ехать к ней.
Теперь я смотрела ему прямо в лицо:
— Да, ты сделал это! Назвал ее, если помнишь, «сумасшедшей модисткой», которая склонна все «преувеличивать». — Я вынула из машины корзиночку с ножами и начала швырять их в ящик.
— Я действительно произнес такие слова, — согласился Гай. — К тому времени Эмма меня просто достала — не отрицаю этого, она могла устроить трагедию из чего угодно. Но я сказал только, что ты должна держать это в уме, прежде чем нестись к ней.
Я разложила ложки и вилки.
— Потом ты настоял, чтобы мы пошли в «Блюберд», как планировали, поужинать, поскольку ты заказал столик и не хотел упускать такой возможности.
Гай кивнул:
— Признаю, так оно и было. Но добавил, что, если ты действительно не хочешь идти, я отменю заказ. Выбор был за тобой. — Я смотрела на Гая, и кровь шумела у меня в ушах, затем снова развернулась к посудомоечной машине и достала молочник. — Фиби, именно ты сказала, что мы должны пойти и поужинать. Сказала, что перезвонишь Эмме, когда мы вернемся.
— Нет. — Я поставила молочник на столик. — Это было твое предложение — твой компромисс.
Гай покачал головой:
— Нет, твой. — Я почувствовала знакомое чувство скольжения. — Помню, я удивился, но сказал, что Эмма твоя подруга и я соглашусь с твоим решением.
И тогда меня охватило отчаяние.
— О'кей… Я действительно сказала, что мы должны поужинать, поскольку не хотела разочаровывать тебя, и, кроме того, был День святого Валентина и ужин был праздничным.
— Ты сказала, мы пойдем туда ненадолго.