Дело возбуждено... (сборник)
Шрифт:
Но волею хранительницы архива планы Хаиткулы переменились. Когда он вернулся с обеда, двери архива были по-прежнему закрыты, и один из вахтенных милиционеров сказал, что делопроизводительница сообщила по телефону: прийти сегодня не сможет.
Ответ на первый из вопросов откладывался. Для выяснения второго надо ехать в мединститут.
На улице он увидел Аннамамеда, садившегося в машину. Тот тоже заметил Хаиткулы и приветственно помахал ему.
— Далеко собрался?
— В мединститут.
— Садись. — Аннамамед открыл заднюю дверцу «газика».
Аннамамед был невысокий крепыш с полным румяным лицом. Если надеть на него вместо формы капитана милиции полосатый халат и дать в руки лопату, всякий признал бы в нем крестьянина, поливальщика на хлопковом поле. Он жил с семьей в домике с садом, постоянным предметом забот и разговоров Аннамамеда — крепка была в нем крестьянская жилка.
Хаиткулы был много моложе — ему только что минуло двадцать девять лет. Рослый, стройный, с худощавым волевым лицом и внимательными глазами, он казался солиднее и старше многих своих сверстников.
Аннамамед работал в милиции уже десять лет, но высшего образования у него не было — он только что перешел на третий курс заочного юридического института. Хаиткулы же пришел в милицию после окончания университета. Неудивительно поэтому, что между друзьями часто разгорались горячие споры о соотношении теории и практики. Аннамамед, конечно, защищал превосходство практики, а Хаиткулы, посмеиваясь, замечал: «У кого что болит…»
За разговором не заметили, как машина остановилась возле мединститута.
Хаиткулы обошел все корпуса и не нашел нигде Марал. Сокурсницы ее только запутали капитана: кто говорил, что Марал где-то в институте, кто уверял, что она ушла. Не надеясь застать ее, он все же решил сходить в общежитие. Мысли Хаиткулы переключились на занимавшее его дело, и только голос вахтера вывел его из задумчивости. Хаиткулы ответил на приветствие, подошел к зеркалу в вестибюле общежития, поправил галстук, причесался и взбежал на второй этаж. В комнату Марал он всегда входил с чувством, подобным тому, с которым переступал порог генеральского кабинета. Так и теперь Хаиткулы помедлил перед дверью, прежде чем постучать. Он попытался придать лицу деловое выражение — ведь он действительно пришел по делу, но, когда Марал крикнула: «Войдите!» — Хаиткулы осторожно нажал на ручку двери и, шагнув в комнату, робко сказал:
— Салам.
Марал и две ее сокурсницы сидели за длинным столом, заваленным книгами, и пили кок-чай. Девушки поздоровались и, улыбнувшись, переглянулись. Он, поборов смущение, подошел к столу и шутливо нахмурился:
— Я брожу по всему городу как дервиш и нигде не могу тебя найти, а ты, оказывается, чаи гоняешь.
Марал налила чаю в свободную пиалу и поставила рядом со своей:
— Садитесь, товарищ капитан. Наверное, во рту пересохло после долгого
Хаиткулы присел на краешек стула и взял пиалу. У него не хватало духу взглянуть в бархатно-черные глаза Марал, затененные длинными ресницами, и он принялся неестественно заинтересованно перелистывать раскрытый учебник. Марат и ее подруги, все так же улыбаясь, смотрели на капитана. Хаиткулы совсем смутился и залпом опорожнил пиалу. Марал тотчас же налила ему еще чаю. Хаиткулы сделал большой глоток, но поперхнулся и закашлялся. Краска залила его щеки. Одна из девушек участливо спросила:
— Что, Хаиткулы-ага, много селедки ели? Чай, как вода в песок, уходит.
Марал и вторая девушка прыснули.
Капитан поставил пиалу и, справившись с душившим его кашлем, сказал.
— Ну и язычок у тебя, Абадан, как бритва. Кого хочешь в краску вгонишь.
— Язык и ногти — наше оружие, потому они и остры, — притворно потупясь, ответила Абадан.
— Ой, меня ведь ждут, — после некоторого молчания спохватилась она и выбежала из комнаты.
А вторая девушка вдруг вспомнила, что ей надо сходить в магазин, и тоже ушла.
— Понимаешь, Марал, я к тебе по делу… — начал Хаиткулы.
Она улыбнулась:
— Опять по делу? Все ваши медэксперты заболели гриппом? А может, дядя просил узнать, чем лечить радикулит?
— Да нет, тут, видишь ли, дело щекотливое…
— Я же тебе сказала, что можешь приходить просто так. Не ломай себе голову, придумывая повод.
— Я серьезно… Это касается тебя… вернее, вашего села.
— Ну? — Марал подняла брови.
— Сегодня я наткнулся на одно дело… Десять лет назад, третьего марта пятьдесят восьмого года, из вашего села пропал молодой человек Бекджан Веллеков…
Хаиткулы взглянул на Марал. Ее лицо словно окаменело, глаза лихорадочно заблестели.
— Начатые на второй день розыск и следствие результатов не дали. — Капитан вздохнул. — Есть основания предполагать убийство… А значит, убийца по сей день гуляет на свободе… И я клянусь, что найду убийцу.
Хаиткулы остановился: Марал, всхлипнув, отвернулась.
Опять у него в руках это дело. Теперь нужно было выяснить две вещи: каким образом Довлетгельды снял с себя страшное подозрение и что это за Назаров, который вел следствие.
Хаиткулы стал перечитывать документы, но поначалу никак не мог сосредоточиться — заплаканное лицо Марал стояло перед глазами.
«Я заставил плакать Марал… И все моя неуклюжесть. Аннамамед узнал бы тактичнее, без слез. Надо было послать его…» Такие мысли всю ночь не давали уснуть Хаиткулы. Наверное, поэтому последние листы дела ему пришлось перечитывать еще раз — строки двоились, и только с усилием ему удавалось вникнуть в смысл читаемого. Наконец капитан отодвинул от себя толстую пачку листов и откинулся на спинку стула. Посидев так с минуту, Хаиткулы перевязал дело и, отдав его хозяйке архива, отправился домой. Несмотря на то, что с самого утра у него крошки не было во рту, он сразу же улегся в постель.