Дело врача

Дойль Артур Конан

Наконец, после десяти или двенадцати кругов, она остановилась, с отрешенным видом вернулась к статуе вечно смеющегося Будды и еще трижды коснулась лбом земли, совершая поклонение.

Тут затверженные некогда уроки пастора при церкви Св. Алфегия вдруг всплыли в памяти леди Мидоукрофт.

— О, мисс Уайд, — пробормотала она испуганно, — хорошо ли так делать? Разве это не явное идолопоклонство?

Здравый смысл Хильды помог ей найти верный ответ.

— Идолопоклонство или нет, у нас нет другого способа спастись, — твердым голосом произнесла она.

— Но… Следует ли нам спасаться? Не правильнее ли будет… ну… стать мучениками?

Хильда была само терпение.

— Думаю,

что нет, дорогая, — заявила она мягко, но решительно. — Мученичество — это не ваше призвание. В наше время опасность впадения в идолопоклонство среди европейцев не столь велика, чтобы мы ради предупреждения ее заплатили своими жизнями. Я знаю лучшие способы употребления собственной жизни. Я не откажусь стать мученицей там, где выбор будет достаточно серьезным. Но не думаю, чтобы такая жертва требовалась сейчас от нас здесь, в тибетском монастыре.

Жизнь была дана нам не для того, чтобы мы растрачивали ее понапрасну!

— Но… все же… Я боюсь…

— Не бойтесь ничего, дорогая, иначе потеряете все! Следуйте за мной. Ваше поведение на моей ответственности. Если уж Нааману, окруженному идолопоклонниками, дозволено было поклониться в доме Риммона [61] , всего лишь чтобы сохранить за собой место при дворе, то вы, несомненно, можете поклониться ради спасения своей жизни в буддистском храме. Ну же, довольно казуистики! Делайте, как я вам говорю! «Ом, мани, падме, хум», еще раз! И еще один обход вокруг барабана!

61

Библейский эпизод (4 Царств 5:17-19а), в котором пророк Елисей, в общем, находит смягчающие обстоятельства для действий новообращенного, который, будучи вынужден участвовать в церемониале при дворе языческого царя, не может отказаться от того, чтобы продемонстрировать поклонение идолам. Правда, там речь шла скорее не о «сохранении за собой места при дворе», но именно о спасении жизни.

Мы снова послушались, леди Мидоукрофт сдалась, лишь слабо попротестовав. Жрецы в желтом не сводили с нас взглядов, пораженные нашими эволюциями. Было ясно, что их мнение о наших кощунственных замыслах относительно священного города начало меняться.

После того как завершили второй круг, с величайшей торжественностью, один из монахов подошел к Хильде, видимо, приняв ее за нашу духовную руководительницу. Он сказал ей что-то по-тибетски, чего мы, конечно, не поняли; но, поскольку при этом монах указал на собрата, который крутил колесо, Хильда утвердительно кивнула.

— Если вы этого хотите, — сказала она по-английски, и он, по-видимому, понял. — Он спрашивал, хочу ли я покрутить цилиндр, — пояснила она для нас.

Монах поднялся со скамеечки, на которой преклонял колени, и уступил Хильде место. Она тоже опустилась на колени и взяла в руки струну, как будто для нее это было дело привычное. Я заметил, прежде чем она приступила к процедуре, что настоятель, очевидно намереваясь испытать ее, незаметно подтолкнул цилиндр левой рукой, — теперь он вращался не в ту сторону, в которую направлял его монах. Но Хильда отпустила струну, негромко вскрикнув от ужаса. Это было неверное направление — несчастливое, запрещенное каноном, путь зла, противосолонь. С выражением благоговейного страха Хильда замерла, повторила еще раз мантру из четырех таинственных слов и трижды, с хорошо разыгранным почтением, поклонилась Будде. Затем она раскрутила цилиндр, как полагается, правой рукой, в благопожелательном направлении и сделала семь

оборотов с крайней серьезностью.

В этот момент, приободренный примером Хильды, я тоже ощутил вдохновение. Открыв свой кошелек, я вынул четыре новеньких серебряных рупии индийской чеканки. Они были очень красивые, блестящие, с изображением нашей королевы как императрицы Индии. Держа их на раскрытой ладони, я приблизился к статуе Будды и выложил свое подношение рядком у его ног, сопроводив действие приличествующей формулой. Но поскольку я не знал, какую именно мантру полагалось произносить по такому случаю, я проговорил вполголоса первое, что вспомнилось — детскую считалку: «Хоки-поки-винки-вум». Статуя по-прежнему благожелательно улыбалась. Судя по лицам жрецов, они решили, что я произнес весьма действенную молитву на своем языке.

Как только я отступил, не поворачиваясь спиной к божеству, главный лама скользнул мимо меня и тщательно осмотрел монеты. Он явно никогда не видал ничего подобного, потому что смотрел, не отрываясь, несколько минут, а затем показал монеты всем монахам с глубоким почтением. Вероятно, он счел изображение Ее милостивейшего величества могущественной богиней. Когда братия налюбовалась ими с возгласами восхищения настоятель открыл потайной ящичек для реликвий в подножии статуи, пробормотал молитву и опустил монеты туда, как драгоценное подношение буддиста-европейца.

Теперь мы уже могли быть уверены, что сумели произвести весьма положительное впечатление. Хильдино увлечение буддизмом сослужило нам хорошую службу. Главный лама пригласил нас присесть, уже намного вежливее; затем последовала длительная и оживленная беседа между ним и старшими монахами. Их взгляды и жесты свидетельствовали, что главный лама склонен счесть нас правоверными буддистами, но часть его советников крепко сомневалась в глубине и искренности наших убеждений.

Пока они судили и рядили, у Хильды возникла новая превосходная идея. Она раскрыла свой портфель и вытащила фотографии древних буддистских святынь и храмов, сделанные ею в Индии. С торжествующим видом она стала раскладывать их. Жрецы и монахи немедленно столпились вокруг нас. Когда они распознали, что изображено на снимках, их волнение возросло до предела. Фотографии переходили из рук в руки, под громкие восклицания радости и удивления. Один брат указывал другому на какой-нибудь знакомый символ или древнюю надпись; двое или трое, в порыве благочестивого восторга, пали на колени и стали целовать картинки.

Мы разыграли козырную карту! Монахи уже не могли сомневаться, что мы глубоко интересуемся буддизмом.

Верующие никогда не понимают, что такое отвлеченный интерес; стоило им увидеть, что мы собираем изображения буддистских построек, как монахи тут же пришли к заключению, что мы, конечно, так же преданы вере, как они сами. Их братские чувства простерлись так далеко, что они бросились нас обнимать. Для леди Мидоукрофт это было тяжелым испытанием, так как братия не отличалась чистотой. Она подозревала, что на них куча микробов, и боялась подхватить тиф.

Братья спросили через повара-переводчика, где делались эти картинки. Мы тем же путем объяснили, как могли, что побывали в древних местах буддистского культа в Индии. Это восхитило их еще более, хотя я не знаю, в какой форме наш гуркх, не очень сведущий в языках, передал им это сообщение. Во всяком случае, они снова принялись нас обнимать, после чего главный лама сказал что-то весьма торжественно нашему самодеятельному переводчику.

— Жрец-сахиб говорить, — возвестил повар, — у них есть очень священная вещь, из Индии. Священная буддистская вещь. Он показать ее вам.