Дело закрыто

Вентворт Патриция

Круглые голубые глаза Анни Джеймисон расширились.

— Это не насчет развода? Потому что мой муж и слышать об этом не хочет.

— О нет! — поспешно сказала Хилари.

— Тогда проходите.

Они вошли. В квартире пахло копченой рыбой и мылом. Занавески в гостиной были ярко-красными, а линолеум — красно-зеленым. Там стояли два кресла и диван, обитый малиновым плюшем, — результат долгой экономии и предмет законной гордости Анни Робертсон. Все расселись, и наступила тягостная тишина, поскольку у Хилари напрочь вылетело из головы все, что она хотела сказать, а Генри заранее решил для себя,

что говорить ничего не будет. Его заботой были автостоянки. Бывшие горничные относились к компетенции Хилари.

— Миссис Джеймисон, — начала наконец Хилари в надежде, что остальное всплывет в памяти само собой. Ничего не всплыло. Кроме имени этой женщины, в голову Хилари не приходило ровным счетом ничего. — Миссис Джеймисон, — в отчаянии повторила она.

Анни пришла ей на помощь:

— Вы говорили, что-то случилось в отеле.

— Да. В прошлом году, — обрадовалась Хилари и выпалила: — Миссис Джеймисон, вы помните свои показания по делу об убийстве Эвертона?

Это явно было не то, с чего следовало начинать, и теперь Генри, повернувшись к ней, делал страшные лица.

— Да, — ответила Анни Джеймисон. У нее был звонкий голос, а ее голубые глаза смотрели открыто и прямо.

Хилари сразу же стало легко и просто, как если бы она разговаривала с подругой.

— Давайте я просто скажу вам, зачем мы пришли. Здесь у меня ваши показания, и мне бы хотелось пройтись по ним еще раз и задать вам несколько вопросов, если вы не против, потому что мы думаем, во всем этом есть какая-то чудовищная ошибка, а человек, которому дали пожизненное — муж моей двоюродной сестры, только она мне совсем как родная, и она страшно, страшно несчастна, и если бы только вы согласились помочь нам…

— Если я что-то подписала, значит, это от первого и до последнего слова правда. Вряд ли я смогу сказать вам что-то новое.

— Этого и не нужно. Я просто хочу задать вам несколько вопросов.

Покопавшись в сумочке, Хилари выудила оттуда листок бумаги, на который переписала показания Анни Робертсон. Теперь она отчетливо вспомнила все, о чем собиралась спросить. Она прочитала документ вслух.

«Анни Робертсон показала, что к шестнадцатому июля мистер Бертрам Эвертон проживал в отеле уже несколько дней. Он приехал то ли двенадцатого, то ли одиннадцатого, хотя, возможно, что и тринадцатого. Точнее вспомнить она не смогла и посоветовала обратиться к управляющему. Мистер Бертрам Эвертон занимал комнату номер тридцать пять. Вторник, шестнадцатое, она помнила прекрасно. Помнила и жалобы мистера Эвертона на неисправный звонок в его номере. Звонок, на ее взгляд, был в полном порядке, но она обещала вызвать электрика, потому что мистер Эвертон настаивал, что иногда он все-таки не работает. На звонок мистер Эвертон жаловался около трех часов дня. Сам он в это время занимался составлением писем. Тем же вечером, около половины девятого, из его номера поступил звонок, и она ответила. Мистер Эвертон попросил принести бисквитов. Сказал, что неважно себя чувствует и ложится спать. Она принесла ему бисквиты. Выглядел он, по ее мнению, не столько больным, сколько пьяным. В среду, семнадцатого, она, как он и просил, принесла ему в девять часов утра чай. Мистер Эвертон выглядел совершенно оправившимся и здоровым».

— И ваша подпись, миссис

Джеймисон.

— Да, так оно все и было. Иначе я никогда этого не подписала бы.

— Отлично. Тогда я хотела бы спросить вас о мистере Эвертоне и звонке в его номере. Вы говорили, он на него жаловался?

— Да.

— Вы заходили в его номер по делу, или же он позвонил сам?

— Он позвонил.

— Позвонил сказать, что звонок не работает?

— Да. Мне и самой это показалось не особенно логичным, но он объяснил, что иногда звонок работает, а иногда нет.

— Вы сказали, он писал письма. А где он сидел, когда вы вошли?

— У окна. Там есть небольшой столик.

— Он сидел к вам спиной?

— Да. Он что-то писал.

— Но он обернулся, когда вы появились?

— Нет. Он сказал только: «У вас звонок не в порядке. То работает, то нет» — и все время продолжал что-то писать.

— Значит, он вообще к вам не оборачивался?

— Нет.

— Следовательно, лица его вы не видели?

— Выходит, не видела.

— Тогда откуда вы знаете, что это был именно мистер Эвертон?

Анни удивленно на нее взглянула.

— А кто же еще! Такие волосищи грех спутать.

— Но лица его вы не видели? Только волосы?

— Да. Но я ж говорю: их ни с чем не спутаешь.

Хилари подалась вперед.

— У многих людей рыжие волосы.

Анни, непонимающе глядя на Хилари, разгладила ладонями юбку на коленях и удивленно сказала:

— Только не такие!

— То есть?

— Слишком длинные для мужчины. Такие ни с чем не спутаешь.

Хилари вспомнила прическу Берти Эвертона. «Слишком длинные для мужчины» — точнее и не скажешь. Она кивнула.

— Да, действительно длинноватые.

— Да, — в свою очередь кивнула Анни.

Хилари заглянула в свою бумажку.

— Ну, со звонком, кажется, все. Днем вы видели Берти Эвертона только со спины и узнали его по длинным рыжим волосам. Вечером он позвонил вам снова.

— Да.

— В половине девятого?

— Да.

— И попросил принести ему бисквитов, поскольку плохо себя чувствовал и собирался прилечь. И вы их ему принесли.

— Да.

— Миссис Джеймисон. А на этот раз вы видели его лицо?

Хилари казалось, что вот сейчас ее сердце выскочит из груди, потому что от ответа на этот вопрос зависело все — абсолютно все — и для Джефа, и для Марион.

Между бровями Анни Джеймисон появилась глубокая вертикальная складка.

— Он позвонил, — медленно проговорила она. — Я постучала и вошла.

— А как вы попали в номер? — неожиданно спросил Генри.

Анни повернулась к нему.

— Дверь была приоткрыта.

— А днем, когда он вызвал вас по поводу неисправного звонка, она тоже была приоткрыта?

— Да, сэр.

— Оба раза она была открыта? Вы совершенно в этом уверены?

— Уверена.

— Спасибо. Продолжайте, пожалуйста.

Анни снова повернулась к Хилари.

— Вы постучались и вошли, — напомнила та.

— Да. Мистер Эвертон стоял у окна и смотрел на улицу. Он даже не повернулся, а просто сказал: «Я не совсем здоров и собираюсь прилечь. Не могли бы вы принести мне бисквитов?»

— А что он делал, когда вы их принесли?

— Умывался.

— Умывался?

— Ну, точнее, уже вытирал лицо полотенцем.