Дело земли
Шрифт:
Проснулись мокрые, совершенно неподобающим образом злые — и это монахи, презревшие обманы дольнего мира — и поняли, что нужно двигаться дальше: вокруг все сочилось водой.
— Не попала бы только в сакэ, — монахиня проверила тот из своих вьюков, который до сих пор не развязывала.
— Эй, матушка! А можно нам по глоточку — согреться? — вскинулся Кинтоки.
— Нельзя, — сурово ответила женщина. — Мы идем к Монаху-Пропойце. И дары несем соответственные. А что это за гость такой, который к подарку по дороге прикладывается? Такого и Будда не одобрит — и Пропойца прибьет.
Кинтоки молча признал свое поражение.
— Нам придется приложить все усилия, чтобы напоить этим Пропойцу и как можно больше его людей, — монахиня затянула вьюк. — Я вас покину ненадолго.
И исчезла среди деревьев.
— Яд? — удивился Кинтоки. — Да не может того быть.
— Сонное зелье, наверное… или что-то, что не пускает злых духов.
А почему не может быть? — подумал вдруг Райко. — Она ведь понимает, что мы будем там убивать. Не может не понимать. Что сонное зелье, что яд — все равно соучастие в убийстве. Или…
— Урабэ, — подойдя, тихонько спросил Райко. — Что ты о ней думаешь?
— Она — бодхисатва, — спокойно ответил Суэтакэ. — Святая. Мир росы уже ничего не значит для нее. Ее поступки не порождают кармы. Она достигла совершенства.
Нужно было знать Урабэ с детства, чтобы различить за ровным и холодным, как эта утренняя морось, тоном — восхищение на грани обожания.
Самурай посмотрел на Райко и добавил:
— Она помогает нам из сострадания. Из сострадания ко всем.
Монахиня, на ходу завязывая штаны, вынырнула из кустов, взяла прислоненный к стволу посох, навьючила своего угрюмого конька и коротко бросила:
— Пошли.
Шли недолго. За очередным поворотом тропы в кустах зашуршало, и тропа оказалась перегорожена страховидным мужиком, облаченным в нечто, то ли притворяющееся, то ли некогда бывшее кожаным панцирем. В руках у панцирного мужика было копье. Судя по бормотанию, шорохам и сопению, справа и слева от тропы сидело еще несколько таких же.
Мужик сплюнул через зияющую на месте передних зубов дырку и спросил:
— Эй, вы кто такие? Куда претесь?
— Славь имя Будды, — сказала госпожа… То есть, теперь, наверное — брат Сэйсё. — Мы слыхали, что Пропойца собирает на этой горе удальцов и к нему примкнуть решили.
— Славь имя Будды… — передразнил страховид. — А с чего ты взял, что ты — удалец? Пропойца всякую шелупонь не берет.
— Может, и я не удалец? — вперед выступил Кинтоки. — Тебе какую ногу сначала оторвать — правую или левую?
— Ой, какой большой, — восхитился часовой. — Шумно падать будешь.
— А ну, — Кинтоки встал напротив него. — Давай, покажи, что ты за герой.
— Нет, старший братец, — монахиня взяла Кинтоки за руку. — Позволь мне.
— Ты сначала яйца отрасти, — хмыкнул детина.
— А зачем? — сказала монахиня. — По-моему, они только мешают…
И, высоко вскинув ногу, ударила детину пяткой.
Детина закрываться-то закрывался, вот только прикрыл он пах, а пятка «брата Сэйсё» влетела ему в челюсть.
Людей Пропойца и правда подбирал неплохо. Вылетели двое из кустов — первый еще упасть не успел. Но и Райко своих не то чтобы плохо учил. Несколько минут спустя они гнали перед собой трех связанных стражей.
На развилке тропы Райко спросил:
— Куда?
— Налево, — побитый монахиней разбойник мотнул головой.
— Врешь, — спокойно возразил «брат Сэйсё». — Направо, старший братец.
Райко без злости, но сильно — чтобы знал, как обманывать — стукнул негодяя палкой по плечу. Свернули направо.
Дорога шла через ручей. На мостках несколько девушек стирали разбойничье тряпье. Увидев гостей, ахнули — и как-то съежились все, не решаясь ни бежать, ни даже глаза поднять. Райко подошел к ним вплотную и тихо спросил:
— Нет ли среди вас дочери старшего конюшего тюнагона Фудзивара?
Даже переглянуться боятся… что ж ты за человек, Пропойца? Да известно, что за человек, видели.
Одна, так и не подняв глаз, покачала головой.
Нет.
— Где она?
— В пещере, — чуть слышно ответила одна из девушек.
— Чего ты там разговариваешь? — послышался голос с другой стороны ручья. — Вали её и все дела… Эй, а ты вообще кто?
— Торговец рыбой, разве не видно? — Райко выпрямился, показал на связанных. — Вот мой товар. Мне нужен Пропойца, где он?
— А кто ты из себя таков, чтобы с тобой Пропойца разговаривал?
— Твои дружки на дороге меня уже спрашивали — хочешь, чтобы я и с тобой так обошелся?
Дружки изрядно помрачнели. Видно, Пропойца не жаловал неудачников.
С другой стороны ручья ответили:
— Ладно, топай сюда.
Залезть к тигру в пасть целиком и живым — задача непростая, но сумели же. Теперь бы выбраться еще.
Они зашагали вперед — и вскоре долина вокруг них сомкнулась в узкую лощину, а лощина уперлась в пещеру, где стояла загородка из бамбуковых кольев и колючего кустарника, охраняемая еще одной линией стражников.
— Кто такие? — спросил, выступая вперед, довольно высокий человек в доспехе поверх рясы. Голову он в последний раз брил давно, и над низким лбом топорщились короткие и жесткие, как кабанья щетина, волосы. Райко мысленно тут же прозвал его Кабаном.
Райко уж собрался ответить, но Сэйсё жестом остановила его.
— А ты кто таков? — спросила она.
Нет, если бы Райко не знал, ни за что не подумал бы сейчас, что это женщина.
— А почему это за тебя безбородый говорит? Ты что, чучело китайское?
— Голова говорит с головой, — пронзительный голос Сэйсё звучал надменно и резал уши. — Проведи нас к Пропойце — с ним и будет говорить старший братец.
Препирательства были обязательны, почти ритуальны — этакий разбойничий способ приветствия. В конце концов все равно незваных гостей провели бы к Монаху-Пропойце. Они были не первой и не последней мелкой шайкой ямабуси, привлеченной силой и славой свирепого разбойника.