Дело земли
Шрифт:
Да не вышло. Господин Минамото-но-Мицунака голос понижать не привык.
— Это что такое, болван? Это придворное платье, по-твоему? Этот куцый хвост — шлейф? Да знаешь ли ты, смерд, что государь изволил мне пожаловать четвертый придворный ранг, а сыну — пятый?
Надо же, подумал Райко.
— Не извольте гневаться, сиятельный господин, — послышался голос портного, — но длина шлейфа как раз соответствует четвертому придворному рангу. Извольте сами убе…
Хлоп! Вздумавшего возражать простолюдина прервали ударом веера. Веер — штука легкая, но тяжела рука у господина губернатора Сэтцу…
— Слушать ничего не желаю, а желаю видеть здесь платье, подобающее чиновнику четвертого ранга!
— Но
— Немедленно.
Райко попытался встать — но по телу тошнотворная слабость разлилась. Тогда он просто позвал:
— Отец!
Шум раздвигаемых фусума, звук шагов — легких; невысок и легок в кости господин Тада-Мандзю. Райко приподнялся на локте, чтобы приветствовать отца не совсем уж лежа.
— Ну что ты, не вставай, — господин Мицунака сделал жест веером, услужливая девица тут же проскочила у него под рукой, села в изголовье Райко и начала обтирать ему лицо и шею влажной тканью. Сам господин Мицунака устроился справа.
— Набирайся сил, поправляйся. Послезавтра мы должны явиться во дворец — а эти мерзавцы еще платье не сделали.
— Они сделают, отец. Мне люди, разбирающиеся в тонкостях церемониала, обещали проверить и проследить.
И вот это — чистая правда. Обещали.
Отец смотрел на сына, сын — на отца. Снизу вверх, как не смотрел уже четыре года — в шестнадцать он отца перерос. В усах и аккуратной бородке господина Мицунаки прибавилось седых волосков, или Райко лишь показалось так?
— У тебя родился еще один брат, — сказал господин Мицунака. — Я не хотел сообщать письмом.
— Поздравляю, батюшка, — улыбнулся Райко.
— Если боги будут немилостивы ко мне — ты должен будешь стать ему отцом.
— О чем это вы говорите, батюшка? Вы проживете еще долгие годы.
— Иногда все выходит не так, как думается.
Грудь Райко стиснуло беспокойство.
— Я не понимаю вас.
— А что тут понимать? Ты сегодня герой, тебя славит на улицах чернь и воспевают во дворцах приглашенные девки — а что было бы, если б тебя там убили? Твоя голова торчала бы на пике рядом с головой этого дьявола Пропойцы. Как говорится, победитель — опора трона, проигравший — вор вне закона.
— Я полагал, что оно может так обернуться, отец. Но я думал, что раз в столице нахожусь я, это ко мне могут оказаться немилостивыми боги.
Отец посмотрел на него как на дурака. Действительно, дурак. Род мятежника весь подлежал наказанию — и хорошо, если их ждало просто разжалование и ссылка.
Дурак-то дурак… только стены вокруг — бумажные.
— Отец, не изволите ли вы… состоять в переписке с господином Левым Министром?
— А кто, по-твоему, устроил мне должность Правого конюшего? — усы господина Мицунаки приподнялись в улыбке. — Ах, надавать бы тебе по шее за то, как ты испортил ему жизнь. Радуйся, что ранен, а то непременно я бы тебе накостылял.
— Пятым рангом я обязан ему же?
— Нет, — покачал головой господин Мицунака. — Пятый ранг и должность лейтенанта Ближней охраны тебе присвоены по ходатайству императрицы-матери. Чем это ты ей так услужил?
— Не знаю, отец… — Райко полагал, что это благодеяние излилось на него из другого источника. — А ошибиться не хотел бы. В любом случае, наверняка скоро придет в гости человек, который может это объяснить. Ну, или письмо принесет хотя бы…
— А зачем тебя зовут во дворец — ты также не знаешь? — господин Мицунака достал из рукава ароматную бумагу цвета мурасаки. [79]
79
Лиловый
Райко вчитался — знаки поплыли у него перед глазами. Это было приглашение на аудиенцию у государя, написанное женской
— И кстати, — на свет появился еще один листок, на сей раз белый. — Кто это тебе пишет любовные письма?
Райко с великим почтением сложил лиловый лист и вернул отцу — а белый развернул с трепещущим сердцем.
Пробилась из-под снега —О нет, то не трава «омодака»… [80]Райко улыбнулся и попросил прислужницу подать письменный прибор. Нечасто бывало, чтобы ответные строчки пришли к нему сразу — но сегодня они словно родились на кончике кисти сами собой:
80
«Омодака» дословно — «высокий лик», «высокомерная».
— Ну, раз ты взялся сочинять любовные вирши, — хмыкнул господин Тада-Мандзю, — то о здоровье твоем я не беспокоюсь. А кто она, кстати?
— Вы удивитесь, батюшка… но я сам еще не знаю.
Свиток 5
81
«Синобугуса», «смятенье сердца» — трава, которую традиционно использовали при окраске тканей. Ответ Райко построен на игре слов: «иро», «цвет» означает одновременно и «любовь, влечение». Иероглиф, которым записывается это слово, первоначально изображал любовное соитие. «Окрасить одежду» (или рукава) — традиционная поэтическая метафора признания в любви.
Райко и не представлял себе, как скучен и долог день придворного. В отцовском доме всегда находилось дело, с утра до ночи день был набит событиями, как стручок горошинами, а уж на службе Райко и вовсе забыл, что такое скука.
Тут же… длинные церемонии по каждому поводу, жесткий, навеки заученный порядок движений, разговоры через ширму, тяжелое платье, в котором ни рукой, ни ногой не двинуть, и даже речи похожи на лакированные новомодные шапки: так много в них изящества и пустоты.
Вдобавок — у Райко не заживала нога. Даже у Цуны выбитый глаз уже затянулся, а Райко каждые две стражи приходилось уединяться в небольшой каморке, что отвели ему в гвардейских казармах — и перевязывать бедро, щедро умащивая ногу сакэ и ароматными маслами, чтобы зловоние не осквернило Государевых ноздрей.
А Государь и днем часто призывал к своей особе лейтенанта Минамото, ночами же вовсе от себя не отпускал. Райко обязан был находиться подле государева ложа и быть готовым на случай, если призрак начальника податного ведомства вдруг явится снова мучить Сына Неба.
В прежние времена часто бывало так, что духи усопших, не находя покоя в стране корней, возвращались досаждать живым. Но потом появились буддийские монахи, которые смогли втолковать мертвецам, что после сорока девяти дней блуждания по дорогам тьмы надобно заново рождаться в одном из шести миров, а не шататься туда-сюда, натаскивая лишней скверны в мир живых. Разумные покойники этим наставлениям внимали и радостно уходили перерождаться — потому что даже в мире голодных демонов, по слухам, жить было много веселее, чем в стране мрака. Самых бестолковых либо те же монахи, либо мастера Пути Света и Тени укрощали силой.