Дело жадного варвара
Шрифт:
Указанная Зирка отличалась, однако, крайне скверным и взбалмошным характером.
Здесь в тело файла была неизвестно кем сделана выделенная желтым цветом врезка, гласившая: «Удивительно мерзкий характер. Сволочной такой. Стерва она».
Жители разных городов Ордуси неоднократно становились невольными свидетелями ее несообразного поведения и даже нескольких сцен ревности, каковые звезда экрана, не стесняясь присутствием зрителей («Наоборот – вдохновляясь!» – думал Баг, перечитывая вместе с напарником собранные за последние сорок минут
– А ты знаешь, я с этим сталкивался, припоминаю… – задумчиво проговорил Богдан. – Я тогда только-только начинал… Мы даже разбирали один такой случай: Мнишек расцарапала в кровь лицо официантке в харчевне, когда та подошла к ее мужу попросить автограф.
– И чем дело кончилось? – заинтересованно спросил Баг.
– Пятью малыми прутняками.
Часто супруги оказывались порознь, и именно так произошло двенадцать лет назад: покуда Зирка вовсю снималась в Голливуде, Непроливайко прибыл в Александрию. К этому периоду его жизни и относится запись о приходе в главную управу с целью навести справки о формальностях, связанных с переменой конфессии.
– То есть он хотел выйти из католичества, – сказал Баг.
– Именно! – подхватил Богдан. – У них все так строго и нелепо обстоит с браком: вера не позволяет многоженства, что противоречит человеческой природе и расточает понапрасну энергию супругов, изводимую в ненужной ревности.
Баг с интересом посмотрел на Богдана. Богдан слегка покраснел.
– От такой супруги и ангел загуляет, – осторожно произнес Баг.
– Может, он не гулял. Может, он честно вторую жену взять хотел, – еще пуще краснея, предположил Богдан. – Гулять-то и католику не возбраняется…
Баг внимательно на него посмотрел. Богдан отвел взгляд.
Но некий доброжелатель донес о маневрах Джанибека Зирке, каковая тут же покинула Голливуд и прилетела в Александрию с целью образумить потерявшего голову супруга. Опять врезка: «Образумление Зирка производила совершенно отвратительно: с криками, демонстративными попытками выпрыгнуть из окна и взрезать себе вены». Джанибек сдался, покаялся и вскоре супруги покинули Александрию.
– Ну и? – спросил Богдан.
– А вот, – Баг открыл следующий файл.
Это была запись из базы данных местной управы Балык-йокского района Александрии – свидетельства о рождении пятерых детей в 15 день седьмого месяца. Одиннадцатилетней давности. Богдан вгляделся.
Девочка, Джуна, мать – Йошка Турдым, отец – Гордей Барух; девочка, Светлана, мать – Снежана Сорокина, отец – Ян Жемайтис; мальчик, Авессалом, мать – Патрикея Свирец, отец – Ердухай Болоян; мальчик, Антоний, мать – Бибигуль Хаимская, отец – неизвестен…
Стоп.
– Ну вот, еч напарник, – сказал Баг. – Наши сомнения оказались не пустяшными. Даму надо освобождать от нашего присутствия.
– Какая трагедия, – потрясенно сказал Богдан. – Какие искалеченные жизни… И такое вот происходит рядом с нами, Баг, рядом с нами…
– Да
– Он ведь честно хотел. Влюбился, пока она там голливудствовала, а жениться вера не позволила… Бедные люди.
Баг сказал «кхэ».
– Единочаятельница Бибигуль! – вставая, громко позвал Богдан. Баг закрыл ноутбук и тоже поднялся. – Драгоценная единочаятельница Бибигуль!
Женщина медленно вошла и, покорно сложив руки, встала у порога.
Мужчины прятали глаза.
– Простите нас за вторжение… за подозрения… – промямлил Богдан. – Вы… Ну почему, – с отчаянием и болью вырвалось у него, – почему вы так боялись сказать?
– Они хоть под старость зажили спокойно, мирно… – тихонько проговорила Хаимская. – И пусть живут себе. Антик уж подрос, ему от папки ничего теперь не надо. Он и звонил-то мне насчет его перевода, ему это ни днем, ни ночью покоя не дает, – мол, не надо нам этих тысяч брать… умолял прямо… – Бибигуль помолчала. – А если она узнает, что Джан улучил момент и ухитрился-таки послать мне денег, опять начнет Богом его пугать да с бритвой бегать. Ксендза опять на него напустит. Она ж его этим и сломала.
Повисла долгая тишина. Потом напарники, не сговариваясь, нестройно, тихо и довольно уныло сказали:
– Всего вам доброго, драгоценная единочаятельница Хаимская…
На лестнице они долго молчали. Лифт поднимался снизу удивительно медленно, щелкая, похрипывая, лязгая и вздыхая. Они молчали. И лишь когда двери остановившейся кабины раздвинулись, Богдан, не выдержав, ударил кулачком в стену и крикнул беспомощно:
– Но кто? Кто тогда?!
Богдан и Багатур
Императорская резиденция Чжаодайсо,
24 день шестого месяца, шестерица,
поздний вечер
Вечером накануне отчего дня большинство ордусян старалось пораньше покончить и с делами, и с отдыхом, потому что назавтра спозаранку предстояло много ответственных и серьезных хлопот. Воздействие благородно деловитого конфуцианства сказалось и здесь; издавна светский распорядок жизни сложился так, что, вне зависимости от вероисповедания, люди проводили седьмой день недели с семьей.
Будь ты мусульманин или христианин, иудей или буддист – считалось в высшей степени аморальным не посетить в отчий день свой храм, не отстоять, скажем, заутреню и не подать батюшке кучку поминальных записок. Этот же день, сообразуясь с календарем своей веры, правильным считалось отдавать и посещению кладбищ, чтобы, если пришла пора, прибраться на могилах предков, принести их духам полагающиеся по сезону жертвоприношения, или хотя бы пару раз в году посидеть в тиши и подумать, например, о бренном и вечном, о круговороте колеса перерождений и неизбежном конечном торжестве нирваны…