Дело Зорге
Шрифт:
Вера Бранкович услышала на кухне, что ее муж повысил голос. Она быстро вошла в комнату, чтобы уладить спор.
У Петра теперь все чаще и чаще сдавали нервы. Постоянное напряжение, вечное ощущение опасности выдержать так долго было нелегко.
Вера не составляла исключения. Напротив, она нервничала больше всех, хотя и продолжала неплохо справляться с обязанностями курьера. Сейчас она решила воспользоваться удобным случаем, чтобы воздействовать на мужчин.
— Кажется, подошло время, — сказала она, — когда мы должны перестать играть с огнем. Нужно подыскать спокойное место и уехать отсюда.
Козловский в ответ весело рассмеялся, а Бранкович строго заметил жене:
— Думаю, тебе не следует вмешиваться в наши дела. У нас и без того хватает забот… И вообще это тебя не касается!
Вера хорошо знала характер мужа. Она не обратила пнимания на строгий тон Петра и его нахмуренный вид.
— Нет, меня кое-что касается, — раздельно и твердо произнесла она. — Меня не очень устраивает, если в один прекрасный день всех нас схватят и повесят.
Посол встал, давая понять присутствующим, что ежедневное утреннее совещание окончено.
— Прошу задержаться господ фон Эбнера, Фихта, Натузиуса, Клатта, Богнера, доктора Равенсбурга и, конечно, вас, милый Зорге.
Посол сделал движение рукой, как бы прощаясь с уходящими и одновременно извиняясь за то, что не оставил их на другое, более узкое совещание.
Оставшиеся принадлежали к так называемому «узкому штабу» посольства и занимали привилегированное положение, которому многие завидовали.
В самом деле, даже посол своей властью не мог ограничить компетенцию того или иного участка этого избранного круга, в котором обсуждались важные и секретные вопросы. Полковник Фихт представлял германские сухопутные силы. Капитан 1-го ранга Натузиус — военно-морской флот, майор Клатт — военно-воздушные силы. Доктор фон Эбнер, как советник посольства, являлся первым заместителем Тратта и был в курсе всех дел. Неограниченным доверием пользовался и Равенсбург — личный референт посла. С Богнером дело обстояло иначе. Атташе по связям с полицией приглашался на узкие совещания потому, что имел «сильную руку» в партийной канцелярии Берлина. В посольстве прекрасно понимали, что официальная должность Богнера являлась фикцией. На самом же деле он не столько представлял германскую полицию, сколько осуществлял надзор за старыми дипломатами, дабы те не отклонялись от нацистской партийной линии. Вот почему каждый старался сделать все, чтобы Богнер — упаси бог! — не подумал, что от него что-то скрывают.
— То, что я вам должен сообщить, — начал Тратт, — имеет большое значение и может эм-м… оказать решающее влияние на ход войны. — Он помолчал и, убедившись, что его слушают внимательно, продолжал: — Принц Йоситомо через господина Танаку сегодня утром уведомил меня, что Квантунская армия, которую японцы, соблюдая строжайшую секретность, недавно перебросили к границам Сибири, в течение трех дней будет развернута для наступления.
Впечатление от этого сообщения было настолько велико, что в первый момент никто не мог произнести ни слова.
Наконец после довольно продолжительного молчания военный атташе сказал:
— Это совершенно меняет обстановку и дает нам основания ожидать больших событий.
— А с какой целью японцы проводят эти мероприятия, — поинтересовался фон Эбнер, — вам не сказали?
Посол отрицательно покачал головой.
— Нет… Более того, мне дали ясно понять, чтобы я не задавал дополнительных вопросов.
— Но ведь это значительно усилит напряженность и отношениях между Японией и Советским Союзом, — подал голос Богнер и оглядел присутствующих.
— Несомненно, — подтвердил посол, улыбнувшись наивности атташе по связям с полицией, и снова обратился к своему «узкому штабу»: — Я прошу вас, господа, использовать все ваши возможности, личные связи, чтобы более подробно узнать, какую цель преследуют японцы. Иногда бывает трудно понять, когда наши друзья обманывают, а когда действуют всерьез.
— Я предложил бы, — сказал полковник, — на следующей неделе дать обед для японского генералитета. Относительно тех, кто откажется, можно предположить, что они получили назначение в Квантунскую армию. А из этого нетрудно будет сделать известные выводы.
Посол Тратт кивнул.
— Хорошо, мы обсудим это сегодня после обеда. Нужно будет, пожалуй, пригласить и других лиц, чтобы прием для генералов не очень бросался в глаза. Итак, господа, все на передовую, в секреты!
Посол, бывший генерал, любил выражаться военным языком.
Члены «узкого штаба» разошлись не сразу. После такого важного сообщения трудно возвращаться к своим повседневным делам. Зорге и Богнер задержались у Рамнсбурга, кабинет которого находился рядом с апартаментами посла.
— Последствия этой операции трудно предвидеть. — Зорге первым начал обсуждать создавшуюся обстановку. — Круглым счетом миллион солдат — более пятидесяти дивизий, оснащенных самым современным мощным оружием, нацелились на русский тыл. Это прекрасно обученные солдаты, привыкшие к тамошнему суровому климату. И командуют ими, господа, кадровые офицеры! Для Советов это настоящая беда. Представляете? Японцы вламываются с черного хода как раз тогда, когда наши войска широко распахнули парадную дверь!
Прогноз Зорге, как всегда, был блестящим. Он знал гораздо больше того, во что Тратт посвятил свой «узкий штаб». Но журналист так бурно выражал радость по поводу намерений японцев, что вызвал возражения собеседников.
Равенсбург, например, не разделял показного энтузиазма Зорге. Кто с абсолютной уверенностью может сказать, что Япония действительно вступит в войну? А не является ли это только демонстрацией, мерой предосторожности, вызванной вечным недоверием Токио ко всему остальному миру? И разве не правильнее допустить, что Квантунская армия лишь тогда вступит в дело, когда Россия уже будет повержена? Это дало бы Японии возможность получить Приамурье, не потеряв ни одного человека.
— Учитывая характер наших друзей, — сказал Богнер, — легко допустить, что они хотят оказать давление на Советы. Взять хотя бы старый спор о правах на ловлю рыбы у советского побережья. Возможно, японцы хотят получить и северную часть Сахалина… В этом свете выход Квантунской армии к границам Сибири можно рассматривать лишь как средство давления.
Зорге, который без церемоний воспользовался бутылкой коньяка, обычно приберегаемой Равенсбургом для посетителей, поставил рюмку на стол.
Он надеялся, что предстоящий разговор, если его умело направить в нужное русло, поможет ему выяснить действительные намерения японцев. Богнер и Равенсбург знали немало.