Деловые игры
Шрифт:
— Ты, Семенов, по-своему, конечно, прав, — мудро рассудил он. — В лесу, тем более почти заповедном, автомобилистам делать нечего, это факт. Но, с другой стороны, мост представляет собой эстетическую ценность, своего рода памятник архитектуры. А что такое архитектура? Это воплощенные в камне или металле, как вот в данном случае, идеи своего времени. И общественность протестует против уничтожения ценного свидетельства эпохи. Видишь, сколько подписей под этой жалобой на тебя — Заболотный, Септетов и другие. Если мы снесем этот мост — нас не поймут ни современники, ни потомки… А что через него проникают в лес — так надо воспитательную работу усилить, больше упирать на профилактику. В крайнем случае сторожа можно поставить, чтоб не пускал. Заодно он будет охранять выдающееся сооружение… А что б ты, Семенов, не обижался, назовем его твоим именем. Мост имени лесника Семенова — звучит?..
Не выдержал Семенов, махнул на все рукой и попросился у начальства перевести его на работу куда-нибудь подальше, в тайгу. Прожил где-то в глуши несколько лет, но сердце все равно бередило. И однажды, когда подоспел очередной отпуск, сел Семенов в свой подержанный «Запорожец» и отправился в неближний путь, чтобы хоть краешком глаза взглянуть, как там без него лес, где не только шлагбаум, но и ажурный мост.
Приезжает и видит не лес, а одно название от него. Все просеки в колеях, горы мусора, тьма кровавых пней. Шлагбаум, правда, на месте, но оранжево-черная краска облупилась, слезла. А вот мост ажурный в полном ажуре. У въезда сидит с берданкой небритый субъект с мутными глазами да так громко икает, что за километр на соснах вороны от испуга вскидываются. Прямо над головой у субъекта таблична металлическая на одном шурупе болтается. На табличке выгравировано: «Мост имени лесника Семенова».
Семенов подрулил поближе. Субъект перегородил берданкой дорогу и, громче обычного икнув, требовательно буркнул:
— Пузырек…
Семенов стоял, не двигаясь. Субъект воспринял это по-своему.
— Ж-жлоб, — с обидой сказал он.
Семенов плюнул в ответ и, развернувшись, помчался прочь. А на следующий день он подъехал сюда на бульдозере и самолично начал возводить защитный земляной вал вдоль каньона.
— Ты че? — взвился небритый субъект. — По какому праву?!
— Я теперь здесь лесником, понял? — сказал Семенов и показал новенькое удостоверение. — Так что посторонись, дядя?
Небритый субъект скептически понаблюдал за его занятием.
— Выл тут уже один до тебя… шибко принципиальный… — процедил он сквозь зубы. — Вона фамилие, на табличке…
— Можешь сорвать, дядя, — сказал Семенов. — Слишком рано ее повесили. Семенов жив пока, понял? Жив Семенов…
ДЕЛОВЫЕ ИГРЫ
Когда приехала комиссия и мне закатили выговор, я с наивным возмущением поинтересовался: за что?!
— Не понял, значит? — вздохнула комиссия. — Лук ты выращиваешь, Вугров?
— Выращиваю, — подтвердил я.
— Где он сейчас?
— В поле. Выкопан, обрезан, просушен. Остается отгрузить потребителю.
— А почему не отгружаешь?
— Да потому, что не выделяют вагон! — взрываюсь я. Что за деловые игры, ей-богу?! Ведь комиссии об этом не хуже меня известно. — И мешков не дают! — доказываю. — И шпагата, чтоб мешки зашить.
— Плохо просишь, значит. Скажи, Вугров, ты кто?
— Ну, председатель колхоза.
— Пока председатель, — поправила комиссия. — Вот и занимайся делом, а не ищи оправдания.
Бросил все, занялся. Не буду рассказывать, как мне удалось выбить вагон, мешки и особенно шпагат. Это полная драматизма история. Ведь заявок у железнодорожников — опоясать старушку планету по экватору можно, если листик к листику… С мешками еще хуже, потому что, по авторитетному свидетельству ответственных за мешкотару лиц, дерюжный материал сейчас в жуткой моде, а женщин у нас в стране пока больше, чем мужчин, и каждая хочет быть нарядной… Насчет шпагата и говорить нечего, по крайней мере на родном языке. Насчет шпагата такая напряженка, что только на иностранном и можно. Слухи ходят, что из какой-то экзотической республики поставки ожидаются. А когда точно — неизвестно. У нас же за подобную, мелочовку никто не желает браться, потому и дефицит.
Но я выбил. И когда опять приехала комиссия, я встречал ее гоголем.
— Молодец! — похвалила она меня. — Умеет же, если захочет…
И опять закатила мне выговор. И снова я по наивности взорвался: за что?!
— А ты, Вугров, не догадываешься? — упрекнула она меня. — Не положено тебе шпагата. Тем более по перечислению.
— Так чем же я зашил бы мешки с луком?! — взвился я. — Ну, что за деловые игры, ей-богу?!
— Твое дело! — отрубила комиссия. — Хоть шнурками… Кстати, а почему ты с ремонтом ферм тянешь? Опять на выговор напрашиваешься?
Без лишних слов бросил все, занялся фермами. Могу смело утверждать, что с пиломатериалами для настилов в коровниках не лучше, чем со шпагатом. Я по неопытности подался было в тайгу, под Красноярск. Тамошние лесопромысловики так смеялись надо мной, что в европейской части страны было слышно. Однако адресок дали, смилостивились. Поехал на крайний юг, в дюнах сторговался под сорокаградусную жару. Им пять бочек подсолнечного масла, мне пиломатериал и выговор. Пиломатериал от тех, кто в дюнах, выговор от своих, от комиссии.
— Ну, Вугров, далеко пойдешь! — выразила она свое восхищение. Как будто я близко ходил или ездил. — Какой предприимчивый!.. Да, а почему ты до сих пор?..
— Непременно, — бодро поспешил заверить я. Все-таки одним выговором меньше, если упреждаешь нелицеприятные вопросы. В деловых играх свои законы.
Осеннюю пахоту наш колхоз завершил в такие сроки, что меня обвинили в приписках. Примчалась комиссия, рулеткой измерила все до единого гектара. А потом зырк: стоит в сторонке трактор К-700. И глаза протирала, и корпус ощупывала, и даже солярку на вкус пробовала — все глазам своим не верила. Ведь, по сообщениям печати, этот красавец трактор, способный шутя-играючи на половине наших угодий зябь поднять, еще только испытывался в то время. Пришлось комиссию усадить в кабину и прокатить по селу, чтоб удостоверилась. Но выговор мне все равно закатили На всякий случай.
Потом я схлопотал его за машинный двор, который мы первыми в районе построили. Потом за зерноочистительный комплекс — их тогда в сельскохозяйственных журналах за новинку преподносили. Словом, всех выговоров и не перечислить.
А вот когда последний влепили, это надо было видеть. Объявляя такое привычное, скажу даже — родное, взыскание, комиссия из уважения ко мне зачитала текст приказа стоя. А от себя в заключение добавила прочувствованно:
— Ты, Вугров, настоящий хозяин! С тебя другим председателям пример надо брать.