Дельта
Шрифт:
– Не переживай, малый. «Богатый и любимый» Билл имеет здесь кое-какой вес. Пошел переодеваться. Наливай еще пива.
Найл рад был остаться наедине с собой, это давало возможность собрать мысли воедино.
Беспокоило сейчас то, как отреагируют пауки, когда узнают, где Найл находится. Если схватят во второй раз, придется трудно: коли не убьют, то уж наверняка позаботятся, чтобы никуда не улизнул. Так что можно ли рискнуть и позволить Доггинзу договориться от своего имени?
Даже если жуки согласятся и отпустят, какой
Они же союзники смертоносцев, так что, служа им, Найл невольно будет услуживать паукам.
Чем больше он об этом думал, тем больше терялся.
Стараясь успокоиться, он начал слоняться по комнате, сунув руки в карманы, и всякий раз останавливался перед окном поглядеть на фонтан.
Детей, видно, зазвали в дом, и фонтан теперь казался до странности одиноким. Брызги, сеясь, жемчужно сияли на солнце. Струя взметалась, словно в попытке достать до неба, но неминуемо опадала обратно к земле – безысходно, как мысли самого Найла.
Внимание отвлекло легкое покалывание в пальцах правой руки; кончики пальцев касались раздвижной трубки. Он вынул ее и задумчиво взвесил на ладони, проникаясь необычным, глубоким умиротворением. Чуть помедлив, нажав на кнопку, раздвинул трубку. Покалывание было неожиданно сильным, влажноватую кожу так и щипало – чтобы так сильно, он и припомнить не мог.
Держа трубку между большим и указательным пальцами. Найл все внимание сосредоточил на вибрации.
И тут с громкостью и отчетливостью, от которой Найл чуть не подпрыгнул, в груди прозвучал голос Стигмастера: «Расскажи ему о Крепости».
На секунду разум Найла просто оцепенел. «Крепость?» – подумал он растерянно. Он уже успел забыть, что означает это слово.
Однако не успел о том и заикнуться, как покалывание исчезло.
С растерянностью и унынием Найл смотрел на трубку, думая, не повторить ли попытку выйти на контакт.
В этот момент из коридора послышался голос Доггинза, и юноша поспешил нажать на кнопку.
Когда Доггинз вошел, Найл уже засовывал трубку в карман.
Доггинз выглядел неожиданно солидно.
Потасканную желтую тунику сменила черная тога с золоченой цепью вокруг пояса.
Кожаные сандалии тоже черные, на голове уже не видавший виды зеленый козырек, а остроконечный колпак, что придавало Доггинзу сходство с монахом.
– Готов? Все, пора трогаться.
В коридоре дожидались жены и дети, все в веселых цветастых нарядах.
Лишь Лукреция, в отличие от других, была одета в черную льняную тогу, очевидно, подчеркивая, что среди жен она здесь первая. Когда Доггинз с Найлом вышли на улицу семейство тронулось следом ровным «крокодильчиком», по росту…
Прошли через зеленую лужайку перед залом собраний и свернули на главную улицу. Похоже было, что каждый житель города движется примерно в том же направлении.
Сипло посвистывали (очевидно, переговаривались меж собой) жуки, возвышаясь над слугами-людьми изумрудными
Всюду царил дух бесшабашного веселья, и, если кто-нибудь из ребятишек, расшалившись, со всего хода ударялся о лапу жука, никто даже не одергивал проказника.
Найл не мог надивиться на такую свойскость и дружелюбие между хозяевами и слугами; в противоположность паукам, эти большие, закованные в панцирь существа не вызывали ни страха, ни мрачного восхищения – просто открытое, дружеское чувство.
Когда площадь осталась позади, внезапно ему вспомнилось слово, смысл которого Найл тщетно пытался восстановить.
– Что такое казармы?
– спросил он у Доггинза.
– Место, где живут военные. А что?
– Я видел это слово на старой карте.
Доггинз резко обернулся к нему.
– На плане паучьего города?
– Да.
– Оно, то место, случайно не «крепостью» называлось? – спросил Доггинз с деланным равнодушием.
– Да. А ты откуда знаешь? Тот пожал плечами.
– Всякие слухи ходят. А ты, интересно, сумел бы описать, где примерно она расположена?
– Наверное, да. Она в квартале рабов. Они уже, по сути, вышли на окраину. Найл с любопытством заметил, что одна из красных башен как раз сейчас строится, а на недовершенных стенах с жужжанием роится сонмище золотистых насекомых.
– Что они такое делают? – спросил он.
– Строят.
– Строят насекомые? – не поверил Найл.
– Точно. Их тут называют клейковинными мушками.
Когда они поравнялись с усеченным конусом башни, жужжание сделалось просто оглушительным.
– Они строят ее для себя?! – с трудом перекрывая шум, прокричал Найл.
– Нет, нет! – Доггинз остановился, а за ним и кортеж из жен и детей. – Они живут в гнездах из склеенных меж собой листьев.
– Тогда как же вы заставляете их строить дома?
– Их специально дрессируют. Вот, смотри.
Доггинз сосредоточенно нахмурился, насупил брови и впился прищуренным взглядом в роящихся золотистых насекомых.
Секунду спустя они начали оседать на стены, через полминуты шум утих, а насекомые стали карабкаться друг другу на спину. Бисеринки пота проплавились на лице у Доггинза. Вот он надрывно перевел дух и расслабился; насекомые тотчас взвились в воздух. Похоже, Доггинз остался доволен собой.
– Как у тебя это вышло?
– Они приручены подчиняться мысленным командам. Желаешь сам попробовать?
Найл вперился в мушек и сосредоточил внимание.
Тотчас он осознал наличие каждого отдельного насекомого так четко, словно слился с ними воедино – они стали как пальцы на руках-ногах.
Ему было даже известно их точное количество: восемнадцать тысяч семьсот восемнадцать.
Но, мысленно уже почти собравшись скомандовать им осесть, он припомнил данное себе обещание не отпускать легкомысленных жестов и передумал.