Делу конец – сроку начало
Шрифт:
У самой двери раздался сдержанный смешок — это не удержался рябой. Теперь вместо грязноватого кимоно на нем был серый, хорошо отглаженный костюм. В нем он запросто сошел бы за хозяина какого-нибудь крупного казино, заскочившего во время обеденного перерыва в спортзал, чтобы придать нужный тонус дряхлеющим мышцам.
Белобрысый едва обратил на него внимание, лишь бросив в сторону весельчака короткий презрительный взгляд.
— Мы сюда пришли не для того, чтобы шутить, — так же терпеливо и одновременно очень весомо продолжал он. — Мы люди серьезные, и если говорим, что наши ребята здесь были, значит, так
— Их здесь нет.
— Если вы сказали нам неправду, — лицо белобрысого на мгновение помертвело, — то в следующий раз, когда мы сюда явимся, вас придется выносить отсюда вперед ногами.
— А ты хорошо разговариваешь, — похвалил Стась, вяло улыбнувшись, — голоса не повышаешь, руками не размахиваешь. Вот если бы еще и не пугал иногда, было бы совсем мило. А только я хочу у тебя спросить: ты-то уверен, что выйдешь отсюда?
В соседней комнате раздались глухие удары в дверь, а затем до всех донесся сдавленный крик:
— Михаил, мы здесь! Бей их, гадов!
Белобрысый мгновенно пнул стоящего рядом Стася в живот и тут же заехал кулаком в лицо. Не дожидаясь, когда он сложится пополам, ребром ладони стукнул по шее длиннолицего. Оба рухнули почти одновременно. Но в следующую секунду удар дубинкой по предплечью парализовал его руку. Он вскрикнул, второй удар пришелся по ногам, и Михаил, словно споткнувшись о невидимую преграду, упал коленями на татами.
Трижды прозвучали выстрелы. Одна пуля угодила в огромный плафон, который разлетелся по залу мелким ранящим дождем, осыпав плечи дерущихся. Другая, отрикошетив от стены, хищным жалом расщепила дубовые доски и с громким стуком засела где-то в толще двери. А третья, выбив в окне неправильную розочку, отправилась в далекое путешествие.
— Лежать! — кричал Кориков, размахивая автоматом. — Я сказал, лежать!
Короткая очередь со свистом разрезала пространство, помещение наполнилось гарью, и на пол, разбивая головы, повалились визитеры.
Стась поднялся, тряхнул головой и с брезгливой гримасой вытер с разбитого лица кровь.
— Сука, кажись, губу мне порвал. Дай сюда, — вырвал он дубинку у стоящего рядом парня. — Наслаждаешься? — дружелюбно поинтересовался Стась у Михаила, который лежал на татами, обхватив голову. — Дай я тебя приголублю, — и с размаху опустил дубинку ему на шею.
Тот дернулся, а потом, расслабившись, неожиданно вытянулся.
Стась приложил пальцы к артерии.
— Быстро сдох, даже покайфовать не дал, — безрадостно сообщил он. — Но ничего, он нам не испортит веселье, — с чувством продолжил Куликов, осматривая лежачих, — главное представление у нас впереди. Свяжите их. И советую не дергаться, если не желаете, чтобы угостил свинцом.
Охранники, предварительно запасшиеся веревками, ловко стянули пленникам за спиной руки. После чего, подгоняя дубинками, затолкали в тесную комнату к прежним узникам. Последний из них, чернявый парень, обернулся, пытаясь что-то сказать, но рябой боец, не раздумывая, со всего размаху опустил тяжелую рукоять между лопаток, заставив того поторопиться.
— Так что ты будешь теперь делать? — участливо поинтересовался Стась. — Все-таки у тебя уже один покойник. К тому же, я знаю эту
Стась подошел к зеркалу и озабоченно со всех сторон осмотрел разбитое лицо. Оно заметно припухло, и ранее прямой нос чисто римского очертания сильно искривился и напоминал украинскую бульбу. Холодной струей он ополоснулся, наблюдая за тем, как красноватые струйки падали вниз, оставляя на мраморной раковине буроватые пятна.
Никто ему не мешал, все молчаливо стояли за его спиной, будто он отмывал не разбитое в драке лицо, а совершал обряд омовения перед очень важной молитвой. Аккуратно промокнув влагу полотенцем, Стась грубо его скомкал и бросил в мусорную корзину.
— А с чего ты взял, что я чего-то должен делать? — посуровел Максим. — Это твои проблемы. Включая того самого покойника. Мне неудобно об этом напоминать, но пойми меня правильно, я плачу тебе и немало, чтобы ты оберегал мой покой. Так что я жду от тебя действий, и уволь меня вмешиваться в твои дела, — поднял Кориков руки. — У меня и без этого немало важных дел. А по поводу того, что они придут, здесь я с тобой совершенно согласен. И потребуют с меня не двадцать тысяч, а все сто! Чеченцы ребята непримиримые, и договариваться с ними о чем-то будет очень непросто. А когда они раздавят меня, то возьмутся уже и за мою «крышу», и поверь мне, вытеснят тебя отовсюду.
— Молодец, Максим, — похлопал Корикова по плечу Стась. — Здраво рассуждаешь. Другого ответа я от тебя и не ожидал. Если мы отпустим их сейчас, то потом нам просто не дадут вздохнуть. Дай только кавказцам слабинку, так они понаедут сюда со всех сторон. Их надо убить. Всех! — жестко произнес он. — Это дело я беру на себя. — Стась посмотрел на обступивших его людей и продолжил: — Наш разговор не должен уйти дальше этих стен, если из вас кто-то проболтается, пусть даже это будет по пьянке, то ему не жить! А сейчас, Макс, уводи отсюда своих людей. Лично меня ты никогда не видел. Тебе-то уж, думаю, не нужно ничего растолковывать.
— Стась, где гарантия того, что часа через полтора или, скажем, завтра сюда не явится еще целая толпа? Что в этом случае делать? Их тоже надо будет убить?
— Не надо понапрасну дергаться. Я же сказал, что все улажу. Пару дней появляться тебе не советую. А лучше с неделю. Возьми какой-нибудь тур, смотайся на недельку за границу, развейся от дурных мыслей, чтобы потом тебя кошмары не мучили. А когда приедешь, работай как ни в чем не бывало.
— Понял, — облегченно вздохнул Кориков. — Ну чего пнем застыл, — посмотрел Максим на начальника охраны, — собирай людей и сматывайся отсюда.
Через пятнадцать минут здание опустело. Во дворе, очевидно от тоски и одиночества, лаяла собака. Сумерки понемногу сменились на темную ночь, и через плотно зашторенные окна по-воровски пробивался лунный свет.
— Что за черт, во всем здании даже бутылки водки не найти, — открыл очередной шкаф Стась. Сверху на пол упала спортивная куртка, боксерские перчатки, тапочки.
— А ведь у нас Максим известный спортсмен, — ехидно заметил Ковыль — красивый голубоглазый парень лет тридцати. Мелкие кудряшки делали его похожим на купидона, каких нередко изображают на рождественских открытках. — Самое главное для него — здоровый образ жизни.