Демократия по чёрному
Шрифт:
Явно, неспроста это жу-жу. Чем-то заинтересовал его этот кинжал, собиратель, блин, антиквариата. Кинжал, и правда, неплохой, немного кривой, с рунами, крестами на лезвии, испещренный всякими надписями, на неизвестном мне языке. Я же Тёмный, не разбираюсь в клиновидной письменности. Химические формулы, и те с трудом осилил, а тут сплошь экзотика, афоризмы древнегреческие, вместе с латинскими.
Латинский мы в фармакадемии изучали, конечно. Ну как изучали, как и всё, что не нравится, на отстань. Вот я на кинжале и смог только прочитать Longinus. Какой-то
Сделал клинок, и клеймо поставил своё, чтобы знали, чьё оно, и где сделано. Ну, да мне без разницы, как и почему, кинжал мне нравился, и всё тут. Спокойнее с ним как-то… безмятежно, я бы даже сказал, и думается хорошо. Идеи всякие об объединении в голову лезут, о человечестве, о счастье для всех.
Наверное, я не тот эликсир хлебнул, либо с рецептом ошибся, у недоучившихся фармацевтов это иногда бывает, путают лекарства, от головы и от… другого места, вот и лезет в голову всякая чушь. В двадцать первом веке мы уже всему учены, переучены. Это здесь у всех мозги почти девственны, по крайней мере, у негров.
Приставив подзорную трубу к глазам, я внимательно рассмотрел столпившихся перед нами воинами. Ну что сказать, ну что сказать, только «твою мать» и хочется сказать, глядя на такое, не было печали, пока мусульмане-негры не накачали.
Честно говоря, будущих подданных мне не хотелось убивать, это и без меня готовы англичане делать, но вот бой надо обязательно выигрывать. У меня же был последний довод королей, а у них его не было. Как написал в двадцатом веке англичанин Хиллэр Беллок суровую правду и кровавыми строчками.
На каждый вопрос есть чёткий ответ:
У нас есть «максим», у них его нет.
На каждый ваш вопрос у нас найдётся ответ:
У нас есть пулемёт, а у вас его нет!
На все вопросы ваши такой дадим ответ:
У нас «максимов» много, у вас «максимов» нет.
У меня пулемёты были, и сейчас их выставляли пулемётные расчёты, против толпы воинов. Десять тысяч воинов — это много, но не так уж, чтобы чересчур, против трёх адских молотилок. Глядя, как разворачивают пулемёты пулемётные расчёты, я отчётливо представил себе пулемётные тачанки, это воистину гениальное изобретение Гражданской войны.
Осталось только придумать, кого в них впрячь. Зебры не годились, буйволы тоже, а вот самые крупные антилопы в Африке, под названием канна, будут в самый раз, тем более, кое — где я встречал их одомашненные экземпляры. А ведь они могут развивать скорость до 80 километров в час. Представляю себе такую тачанку, несущуюся со скоростью автомобиля по саванне.
А ещё в голову пришло понимание скоростных миномётных расчётов, передвигающихся на страусах. Пусть и пулемёты будут игрушечными, пятидесяти шести миллиметровые, но никому не будет приятно, когда тебе за пазуху сыплются мелкие гранатные осколки.
Бугандийцы стали волноваться, видя приготовления моих пулемётных расчётов. Их уверенность резко поколебалась, под
Винтовками у них были вооружены, отчасти, процентов двадцать, и это в лучшем случае. Я не сомневался в их храбрости, но вот одно дело умирать в отчаянной битве, а другое — гибнуть в мясорубке, когда и до врага не успеешь добежать.
Обдумав всё это, я подозвал к себе все три пулемётных расчёта и кратко, но жёстко проинструктировал их всех. Все глупые вопросы: «А зачем?», «А почему?», «А давайте так?», я пресекал на корню, задумчиво почёсывая свой нос шкуркой одной из змей, свисающих с моего копья, и пристально глядя на неразумных негров.
Вопрос, как правило, застревал у них ещё в глотке, так, что забавно было наблюдать, когда после моих слов они открывали было рот, но, услышав мой начальственный рык, и увидев почёсывание сплюснутого широкого носа о шкурку змеи, резко затыкались, давясь рвущимися из них словами, отчего их, и так расположенные сильно навыкате, глаза, ещё больше вылезали из орбит, и пулемётчики становились похожими на пациентов врача, болевших базедовой болезнью. Ну, а мне какие проблемы?
Сказано! Выполняйте!..
Обматерив дураков, я снова прислонил к глазу подзорную трубу, уловив движение в шеренгах врага. Так и есть, Мбого, или как там его, дядя самых честных правил, кабаги Мванги, собственной персоной, пришёл поддержать своих заколебавшихся воинов.
Такой шанс упускать было нельзя! До него было метров шестьсот — восемьсот. Подозвав к себе «штатного» снайпера, не понимавшего, зачем он таскает длинноствольную винтовку, с громоздким оптическим прицелом на ней, да ещё и постоянно получает от меня, за плохой уход за ней, хоть она и была полностью задрапирована кожаным чехлом, я отобрал у него винтовку.
По моей команде, он бросился искать камень или бревно. По закону подлости, ни того, ни другого поблизости не оказалось, и, пойдя на крайние меры, я уложил его тушку на землю, задействовав в роли бревна.
Уперев в него ствол винтовки, я протёр замызганный прицел куском его ситцевой рубашки, присланной англичанами, и стал целиться. Ствол винтовки стал поворачиваться вслед за Мбого, сопровождая его движения. Стрелять в голову я опасался, боясь промахнуться, а вот в тело шанс попасть был.
Затаив дыхание, и плюнув на поправку ветра, я выставил прицел на отметку 800 метров, и выстрелил. Пуля, преодолев расстояние, пронзила врага в плечо. Получив удар, он пошатнулся, повернув в мою сторону искажённое от боли лицо.
Затвор, откинутый назад, выкинул пустую гильзу. Движение затвором вперёд, и следующий патрон встал на своё место. Мгновенно прицелившись, я, не думая, поймал в прицел его лицо, и, взяв чуть ниже, нажал на спусковой крючок.
Винтовка вздрогнула от второго выстрела. Пуля влетела в лоб Мбого и, пробив череп, выплеснула наружу кровь и мозги. Спустя мгновение, долетел до воинов и грохот выстрела.