Демон-босс
Шрифт:
— А я разве вас пирогами угощала? — Я растерянно оглядываю его потное лицо, гадая, как сумела совершить подобную оплошность.
— Угощала конечно. На первый свой день рождения их в офис принесла. Как сейчас помню. На тебе были белые брюки со стрелками, черная рубашка с высоким горлом и черные лаковые туфли на тонком каблуке. Ногти красные и такая же помада. Неделями ты потом мне в таком образе снилась.
От осознания того, что Шапошников, кажется, не наврал о своих долгоиграющих чувствах я испытываю головокружение и легкую тошноту. А иначе как сумел запомнить мой праздничный
— Думаю, такие разговоры неуместны в офисе и в частности в вашем кабинете, Олег Евгеньевич…
— Так давай уедем отсюда, — моментально выпаливает Шапошников. — Здесь неподалеку хороший грузинский ресторан есть. С хинкали и хванчкарой.
— В ресторан я с вами тоже не пойду. Я вообще-то увольняться пришла.
— Ну что же ты заладила: уволюсь да уволюсь? — Его лицо жалобно кривится. — Если уйдешь — мы тут все по миру пойдем: и я, и завод, и производство. Все ведь на тебе держится.
Уже в который раз за последние несколько минут я испытываю глубокое недоумение. Если я, в его понимании, настолько значимый персонаж, то почему он со мной настолько неуважительно обращался, что даже не постеснялся объявить сортирной вредительницей? Неужели не мог предвидеть, что в один прекрасный день мне это надоест?
— Думаю, вы преувеличиваете мою незаменимость.
— Ничего не преувеличиваю. Если уйдешь — Жданов этот моментально контракт разорвет. У него ведь условие было, что ты с ним работаешь. — Генеральный багровеет. — За одно это его самодовольную рожу терпеть не могу. Я пять лет на тебя как на икону молился, а он на день появился и сразу увел.
— Я ведь не коза, чтобы меня уводить, — нахмурившись, замечаю я. — И, если мне не изменяет память, именно вы на сотрудничестве с ним настаивали.
— А что мне делать оставалось?! — возмущенно парирует Шапошников. — Такими клиентами не раскидываются!
Мне становится брезгливо. Хорош Ромео. Тайком молился как на икону, а прилюдно шпынял и под именитого клиента подкладывал. Фу, одним словом.
— Олег Евгеньевич. Ваша симпатия для меня хотя и неожиданна, но сути разговора не меняет. Через две недели меня здесь не будет, так что вы уж начинайте подыскивать замену.
— Люба! — по-бабьи взвизгивает генеральный, падая на колени и вцепляясь мне в брюки. — Заклинаю богом, не бросай! Кабинет дам больше, премию выпишу. На доску почета повешу, путевку в санаторий оплачу… Белый свет мне без тебя не мил. Я, может, только потому каждый день и просыпаюсь. Потому что тебя увижу…
— Олег Евгеньевич, возьмите себя в руки, пожалуйста… — бормочу я, пытаясь выдрать ладони, которые он пытается целовать. — Уборщица еще полы не мыла, у вас колени испачкаются.
— Колдунья, ведьма, чаровница... — одержимо бормочет Шапошников, будто меня не слыша. — У меня дома твой портрет есть, со снимка корпоративного срисованный.
Не успев осмыслить факт наличия у него моего портрета, я отвлекаюсь на легкий ветерок, коснувшийся щиколоток, и машинально поворачиваю голову.
— Страшная ты женщина, инженер Люба, — задумчиво произносит полиграфический магнат, оценив безмолвную пантомиму. — И я как сайгак послушный прискакал и генеральный хряк, артрита и протертых штанов не побоявшись, на колени встал.
44
Хорошо, что сейчас на мне нет тех лакированных шпилек, так сильно когда-то впечатливших Шапошникова — иначе бы от неожиданности и волнения приземлилась на пол. Концентрация каверзных ситуаций за последние пару месяцев стремится к концентрации солей в Мертвом море. Ну ведь назло такую сцену не придумаешь: генеральный, стоя на коленях, целует руки главному инженеру на глазах главной сплетницы офиса и клиента, с которым этот самый инженер по дурости провела ночь.
Кряхтя, Шапошников пытается подняться, но из-за лишнего веса делает это слишком медленно и неуклюже. Я даже думаю протянуть ему руку, но в последний момент себя одергиваю. Хватит с него, бедного, унижений на сегодня.
— Олег Евгеньевич наверняка хочет выпить кофе. — Взяв себя в руки, я выразительно смотрю на секретаршу.
Та намека не понимает, предпочитая стоять с разинутым ртом. В том, что через час о случившемся конфузе будет знать весь офис, нет ни малейших сомнений.
Приходится сказать напрямую:
— Оля, будьте добры оставить нас одних, пожалуйста.
Лишь после этого она, отмерев, с явной неохотой пятится назад и прикрывает за собой дверь.
— Чем обязан, Игорь Вячеславович? — бормочет Шапошников, успевший к этому моменту добраться до кресла. — Рабочий день в разгаре, и на долгие беседы временем, к сожалению, не располагаю.
— Я уж вижу, что занят ты очень, — произносит Жданов, смерив его полным пренебрежения взглядом. — Штаны перед главной инженеркой протирать - оно много усилий требует. Как и лобызание рук. Хорошо, что не к тебе я приехал. — Его глаза находят меня, и голос становится мягче: — Разреши-ка тебя на десять минут отвлечь, Люба Владимировна.
Можно было бы поартачиться немного, вжившись в образ обиженной и гордой, да уж больно мне хочется поскорее из кабинета Шапошникова убраться и забыть его фанатичные признания в любви как страшный сон.
— Десять минут, думаю, найду, Игорь Вячеславович, — говорю я подчеркнуто официально, делая шажок к двери.
— Любовь Владимировна, я вас еще не отпускал! — неожиданно выкрикивает генеральный. — Пока я ваш непосредственный руководитель, а не он!
Я растерянно застываю на месте. Да что же это такое происходит? Один говорит «пошли», другой «стой». Может они еще подерутся из-за меня?
— Что ты визжишь, как баба, — морщится Жданов. — Ты три минуты назад и так оболванился по самые отвисшие «не могу». Я ведь тебе русским по-белому условия сотрудничества обозначил. Если бы не инженер длинноногий — хер бы я контракт с тобой подписал.