Демон Декарта
Шрифт:
Так он крепко усвоил, что каждый раз прошлые родители и друзья оказываются неспособными к узнаванию. Все дело в том, что рядом с ними оказывается другой мальчик , заместитель Ивана в данном времени и месте. Кто были все те другие мальчики , до определенного возраста Левкин не знал и знать не желал. Но про свое тело понял, что оно менялось. Однако каждый раз с его личностью совмещалось без зазоров . Иначе бы он просто не выжил. Тело было новое, но сравнить было не с чем. Спасала достоверность самоощущения.
Как бы то ни было, в тот самый
Но ужин прошел обыденно. По обыкновению за столом говорил в основном отец, Гала Исааковна улыбалась, подкладывая на тарелку Ивана еды. Тот понемногу оттаивал, ел, но в процессе поглощения пищи понял, что его панический страх перед новым домом имеет некоторые основания. В частности, выяснилось, что он знает о своей новой семье далеко не все. Оказалось, что в природе имеется еще бабушка , о которой он не помнил ничего. И вот она-то должна была приехать в такой-то ближайший день, чтобы поздравить его с днем рождения. От одной мысли, что ему придется иметь дело с неведомой старухой, он чуть не закричал от страха. Но сдержался, ибо имел мужество. Как потом оказалось, правильно сделал.
Ужасный день настал. Приехала пожилая дама в очках, пахнущая сладкими духами и мятными леденцами. Привлекла себе, поцеловала, обняла, подарила самокат и больше о нем не вспоминала. Во всяком случае, никто не спрашивал о подробностях не прожитой им в этом доме жизни. Никто не устраивал экзаменов. И это было хорошо, потому что экзаменов в ту пору ему и так хватало.
Вживаясь в ситуацию, Иван стал гением мимикрии. По оттенкам интонации научился понимать скрытые мотивы людей. Угадывал правильные ответы на еще не заданные вопросы. Отчетливо видел янтарь и себя в нем, чувствовал рябь и перемены в ней задолго до того, как они реально проявляли себя в виде событий. Очень страдал от всего этого. Мерцание заставило его повзрослеть и измениться. Он стал кем-то другим быстрее, чем понял, кем именно стал. Это помогло ему, когда лампа его жизни замерцала в следующий раз.
«…Да-да», – забормотал Иван, стараясь не смотреть больше на экран телевизора и машинально проверяя наличие бумажника в кармане (надежного якоря, всегда помогавшего возвращаться из мерцания во взрослом состоянии), – просто «о», «х», «у», «е», «т», «мягкий знак» можно. Никогда не матерюсь. Так и проговариваю: «о», «х», «у», «е», «т», «мягкий знак». Получается немного длиннее, чем обычный мат, зато безопасно. Пока произнесешь буквы по отдельности, как-то приходишь в себя. И потом, когда говоришь «мягкий знак», получающееся в результате предложение приобретает некоторую невольную мягкость, что сглаживает брутальность исходного текста. А ведь именно мягкость в людях порой так важна.
«Ть», между прочим, краткий и емкий суффикс. Перед ним почти всегда идет гласная – «давить», «колоть», «вдыхать», «млять». Иногда он следует после согласных «с» или «з» – «прясть», «лезть», «красть», «класть в пасть». Как ужасно, в сущности, любое письмо!» Левкин тяжело вздохнул, глянув на небо. Птицы летели, листья мело. Рябь, ужасная рябь шла по всему бытию. «В слове что-то происходит, – забормотал он. – Снова что-то началось. Кто бы мог подумать! После стольких-то лет. Какая все-таки опасная дрянь этот русский язык! «Умре, умре, мертвечина». Есть еще глаголы, имеющие суффикс «ти». «Спасти», «расти», «цвести», «плести» и, естественно, «произнести».
«Что вы сказали?» – поинтересовался официант. – «Счет, говорю, дайте». На экране по-прежнему шла реклама. Левкин медленно расплатился. Весь изнутри холодный, мокрый, тяжелый, побрел по проспекту, левой рукой придерживая шляпу. И ветер летел впереди него, морщинил пространство вокруг, свистел и бесновался. Птицы кричали, торжествуя победу над Левкиным. Сине-зеленый мятный холод окутывал небо, язык и десны. Входил в мозг щемящей ласковой болью. Облака над головой неслись желтоватые, дымные. Сквозь серую дымку угадывался близкий вечер.
Дома Иван провел ряд экспериментов с небольшим плоским «Самсунгом», на который через кабель шло сто восемьдесят каналов. Первые шестьдесят не показали ничего скверного. Иван понемногу стал расслабляться. Пошел в душ, затем прошлепал босыми мокрыми ногами на кухню, сделал бутерброд с сыром и съел, глядя в окно на разноцветную рябь.
Посланец немеркнущего янтаря явился на французском «Canal+». Патрик Брюэль, который на этом канале с 2004 года являлся ведущим программы «Мировой тур покера», пригласил в прямой эфир в качестве консультантов двух всемирно известных игроков, один из которых оказался не должным быть человеком. Иван не сразу это понял, потому что тот какое-то время скрывал свою сущность, да и внешне не походил на уже виденного посланца высших сил.
Он был определенно другой – потный, лысый, с большим животом. Его мучила одышка, а также необходимость не думать о том, что его жена, Мари Леру, именно в эти часы умирала в Институте Гюстав Русси под Парижем. Ее опухоль вот уже полгода разрушали с помощью радиоволн. Но как-то не очень успешно. То ли не те волны выбирали, то ли опухоль была такая, которой радио не могло причинить вреда. Доктора, конечно, обещали прогресс, и даже в самом скором времени. Но, между нами говоря, опухоль Мари не обращала на радио никакого внимания. Она вела себя так, будто и не существовало в природе никаких радиоволн, а великие Тесла, Маркони и Попов в свое время занимались выращиванием петрушки.
«Я что думаю, – произнес печальный толстяк, вставая с кресла и с этой секунды уже не обращая внимания на происходящее в студии, – может быть, стоит попробовать не радио, а, например, телевизор?! Как ты считаешь, друг?» – «Я не знаю, друг, – развел руками Левкин, – у нее ведь последняя стадия, вряд ли телевизор что-нибудь даст». – «А если попробовать передачи Первого российского канала?» – «Ну, если только программу «Время»… – с сомнением сказал Левкин, – но тут многое зависит от ведущего. Лучше всего достать выпуски с Нонной Бодровой, на худой конец с Анной Шатиловой, а то нынешние все как-то слишком гламурны».
«Согласен! – Толстяк вытер большим мятым платком лицо, шею и грудь. – Ты же знаешь, кто я? То есть кто я на самом деле?!» – «Ты Мрак , – ответил Левкин, и губы его задрожали. – Никогда не думал, что увижу воочию». – «Точно! – Толстяк пожевал губами и улыбнулся. – Хорошо, что сразу понял. Другим никак не втолкуешь, как много у Мрака личин. А ты, видишь, молодец. Но тебе легче, ты меня всегда называл демоном Декарта, да?! Представления, иллюзии, ложные картины мира?! Сразу въехал. Интеллигент! Много значит! – Он грустно помахал толстым указательным пальцем, пытаясь как бы визуально обозначить, как много все это для него значит. Так ты думаешь, лечить ее все-таки лучше телевизором?»