Демон движения
Шрифт:
Первое воскресенье на новой должности Вавера посвятил молитвам и размышлениям. Разлегшись пополудни на траве возле дома на склоне оврага, он устремил взгляд в майскую лазурь неба и впал в долгую задумчивость, от которой его пробудили только голоса вечерних колоколов, плывшие из Оршавы...
На следующий день с самого утра приступил к службе - с осмотра вверенной ему ветки.
Петля была довольно длинной, почти в двенадцать километров, и практически от начала до конца тянулась по глу¬
– 232 -
бокому узкому яру, склоны которого образовывали проход едва ли вдвое
Обход занял у Ваверы почти пять часов, потому что правая нога, ниже колена оканчивавшаяся протезом, существенно затрудняла ему ходьбу. Тем не менее он тщательно исследовал линию на всем ее протяжении, с одной и с другой стороны и, довольный результатом, вернулся к будке перекусить.
В итоге оказалось, что состояние ветки было не таким уж и плохим. В одном только месте не хватало нескольких метров рельсов, но это можно было как-нибудь отремонтировать.
«Не святые горшки лепят, — подумал он, нарезая хлеб и запивая его какой-то имитацией борща. — Люди вставляют себе зубы, так почему же я не смогу установить несколько метров рельсов?»
И установил. Где-то под путевой насыпью, под каким-то каменным мостиком отыскал пару заржавевших рельсов, очистил, перековал на огне заклепки, приладил их к остальным и залатал дыру в колее, так что и не заметишь. Так же гладко прошло с ремонтом старой стрелки и с выбитыми линзами двух «станционных» фонарей возле будки. Вскоре все функционировало, как в старые добрые времена, а ночью, начиная с семи часов, фонари вспыхивали приятным, пусть и немного тусклым светом.
Вавера гордился произведением своих рук, обводя умильным взглядом свою «сторожку», чистенько убранную колею и сверкающие рельсы. Его ветка была поистине безупречной. Здесь было все, как на других, действующих линиях — и двойные колеи, и короткий тоннель дальше за будкой, и даже самый настоящий блокпост, в полном смысле этого слова блокпост с рычагами для перевода стрелок. Наличие этого домика в нескольких метрах от усадьбы обходчика вполне позволяло наречь сей пункт «станцией». Когда-то много лет назад тут в самом деле была маленькая станция, на которой стрелочник одновременно выполнял
– 233 -
обязанности начальника. Похоже, что грузовые поезда иногда ненадолго останавливались здесь еще за год до того, как движение на петле было остановлено.
Этот факт заметно поднял в глазах Ваверы значимость его поста и важность связанных с ним задач. С тех пор он начал рассматривать свою будку как станцию, решив сделать все, чтобы поддерживать ее положение на достойном уровне. Поэтому как можно тщательней окружил своей заботой блокпост и все объекты на нем, которые охранял как зеницу ока. Чтобы как-то обосновать для себя и других существование этой постройки и вернуть ей былой смысл бытия, он добавил к колее возле блока еще одно ответвление рельсов, которое некогда просто обязано было здесь существовать, но позднее его признали излишним и разобрали.
Поскольку эта последняя задача уже превышала его силы и технические возможности, он обратился за помощью к одному из железнодорожных кузнецов со станционной котельни в Биличе, некоему Люшне, и, обогатив его на пачку хорошего табака, убедил вернуть «станции» ее прежний облик. Кузнец восстановил ответвление в соответствии с указаниями обходчика и с тех пор стал его самым сердечным приятелем.
В вечерние часы, свободные от работы, Люшня приходил навестить смотрителя, и, усевшись вдвоем на шпале рядом с блокпостом или на пороге станции, они болтали до самой вечерни, потягивая трубочки.
В ходе этой дружеской болтовни под стрекот кузнечиков и кваканье болотных лягушек дошла очередь и до взаимных доверительных признаний.
Понемногу выяснилось, что Шимон Вавера не всю жизнь прожил один как перст. Когда-то у него была молодая красивая жена и двое деток с шелковистыми, светлыми как лен волосиками. Эх, прошло счастье, прошло безвозвратно! Жену соблазнил развратный богатей, деток забрала смерть. С тех пор никто не ждал его в пустом холодном доме, когда он возвращался с линии... Потом попал в дорожную катастрофу под Волей, потерял ногу и службу, пришлось уйти
– 234 -
на пенсию. А у него еще было желание работать, ох, какое желание!.. Но что поделать — выхода не было. Проклятое увечье!
И всегда что-то тянуло его к железной дороге. Никак не мог с ней расстаться. Пару лет после выхода на пенсию работал помощником на складах товарной станции, перекатывая бочки и таская тюки по помостам, потом, когда нога начала отказывать подчиняться ему, подрабатывал на поденной работе в котельной Збоншинского вокзала помощником слесаря. И всегда на железной дороге, возле любимых вагонов, паровозов и путей. Это еще далеко от работы кондуктором, далеко, как небо от земли, но зато он, по крайней мере, оставался рядом с любимой железной дорогой
О, не существует ведь другой такой доли, как кондукторская! Едет так вот человек по дороге железной, едет куда-то далеко вперед, едет многие мили, сотни и тысячи... Мир вокруг него крутится, стелется вдаль, проносятся мимо города, мелькают поля, дороги... Вот так едет кондуктор, господа хорошие, кондуктор — скиталец вечный!..
Так шли годы, время текло безвозвратной волной... И вот, полгода назад, случайно услышав в каком-то разговоре о «глухой ветке» между Оршавой и Биличем, он бросил котельную и перебрался в эти края, чтобы получить возможность наблюдать за покинутым участком пути.
И вот сейчас стал смотрителем, более того — начальником станции. Люди будто бы смеются над тем, что он охраняет «глухую ветку» и «защищает ее от проходимцев». Пусть себе смеются на здоровье. Он свое дело знает. А разворовывать колею больше не позволит и порядок сохранит. И вот он снова служит железной дороге и вернулся к ней, как блудный сын в родной дом, спустя годы. Крыша над головой есть, станция и участок есть, за железнодорожным добром присматривает — чего еще надо?..
Люшня выслушивал эти признания с улыбкой на устах, время от времени согласно покачивая головой. А когда приятель на минуту замолчал и задумчиво уставился на уходящую вдаль колею, вытащил трубку из зубов и спросил: