Демон движения
Шрифт:
...Распевают хором менестрели, стройные, пламенноокие сеньориты, и розы... белые, увядшие цветы... Где-то звучит далекая мелодия, где-то умирает мужественный тореадор...
– 30 -
Как рыдает, ах! как рыдает горячий звук болеро... Ах!., разрываются струны!..
Но такие моменты приходили редко и вскоре развеивались безвозвратно. И вновь мистическая задумчивость окутывала душу белым саваном. Обычно он сидел в нише огромного окна угловой смотровой башни, обращенной ликом к титаническим скалам, которые громоздились вокруг замка. Когда ему надоедали замысловатые трактаты аскетов, он откладывал фолианты и, устремив взор в голубизну
В долине тем временем ходили самые разнообразные слухи о последнем из рода Савадра. Все были согласны в одном: дон Алонзо разговаривал с духами предков. Сколько в этом было правды, выяснить нелегко. Несомненно, однако, что на протяжении многих лет его навещали удивительные, иногда даже неприятные сны. Сам он обратил особое внимание на одну деталь. Все они в большей или меньшей степени были связаны с Оливаресом, все выглядели словно вариациями на одну и ту же тему, и темой этой был его старший брат. Возможно, что причиной тому была сильная привязанность, которой он окружал его до конца жизни, возможно, была и другая причина. Граф не задумывался над этим моментом, напротив, его в высшей степени раздражало некое обстоятельство, постоянно возникавшее всякий раз, когда ему снился брат. Обычно ему показывалась только красивая голова Оливареса, возникавшая из плотных сувоев* неопределенной материи; по устам призрака всегда блуждала загадочная улыбка, в то время как глаза, казалось, давали ему понять, что тот хочет что-то сказать. Продолжалось это лишь невероятно краткое мгновение. Затем сувои пропадали, и все растворялось в сплошной темноте.
Последнее видение, которое явилось прошлой ночью, произвело на него настолько сильное впечатление, что под
____________
* Здесь — нечто беспорядочно свивающееся, скрученное, перевитое.
– 31 -
его магическим влиянием Алонзо принял необычайное, возможно, даже причудливое решение. Как обычно, из полога ночи проявилась жуткая голова, освещенная падающим неведомо откуда зеленоватым отблеском. В тот момент, когда она уже собиралась скрыться за драпировками, до сих пор плотно сжатые уста на мгновение приоткрылись, и призрак прошептал клокочущим голосом:
— Проведай меня!
И пропал.
Алонзо решил прислушаться к призыву и потому не отправился этой ночью на покой. Он хорошо понимал необычность своего намерения, однако не изменил его, желая любой ценой исполнить волю призрака.
Посмотрел на часы: было два часа ночи. Два рыцаря, приводимые в движение скрытым пружинным механизмом, вышли через открытый настежь портал, дважды ударили копьями в щит и зашагали к другой стене часовой сцены. Был самый темный час.
Он вынул из железной хватки стенного кольца пылающий факел, поджег на углях второй и подошел к одной из стен комнаты, которую от потолка до самого основания прикрывала китайковая занавесь необычайно тонкой работы, изукрашенная парчой и узорами из жемчугов.
Под вековым платаном сладко спит, грезит пригожий герцог. Золотистые пряди волос рассыпались у него по плечам, сомкнутые веки подрагивают от полуденного жара едва заметными колебаниями. Небрежно вытянутая рука мягким движением обхватывает ствол дерева, другая опирается на гарду шпаги, усыпанную темно-голубыми сапфирами. Грезит, видит сны... может быть, о чарующей водянице, что плавает там, за деревьями, в лесном омуте...
Это герцог Петр из Прованса и его супруга, прекрасная Мелюзина...
Алонзо собрал парчу в складки и отодвинул ее в сторону. На стене, примерно посередине показалась выпуклая костяная кнопка. Обеими руками он надавил на нее. Стена начала раздвигаться в стороны, и в образовавшемся на ее месте отверстии теперь чернел глубокий зияю-
– 32 -
щий проход. Осветив темноту факелом, вошел внутрь. Справа отодвинул железный засов и вынул из ниши большой ключ с несколькими зазубренными бороздками. Затем принялся внимательно изучать каменный пол тайника, выложенный квадратными плитами. Одну из них, очевидно, не слишком прочно закрепленную, легко отбросил в сторону. Прямо отсюда начиналась подземная лестница, ведущая к гробнице. Осторожно, сжимая древко факела, спустился по ступеням вниз, углубился в узкий коридор и остановился перед мощной окованной дверью. Сунул ключ в замочную скважину, повернул дважды и толкнул...
Резкий порыв спертого воздуха вырвался изнутри и погасил факел. К счастью, он оказался здесь уже ненужным, потому что всю гробницу ярко освещал лунный свет из эллипсовидных окон наверху.
Одурманенный, едва осознавая себя, де Савадра остановился на пороге. Перед ним, в нишах, высеченных в гранитной скале, покоились предки в своих роскошных поблескивающих гробах. Ничего вокруг — только ряд гробов и играющий сталью диск луны, словно тонкий отзвук просыпавшегося серебра, ничего — только звенящая тишина смерти, мистический потусторонний шорох...
Постепенно наступила тишина. Ниша Оливареса, последняя в ряду, под самым окном, была в эту минуту полностью высеребрена лунным светом, просторная и светлая, как днем.
Подошел ближе. В ноздри ему сразу ударил странный, приятный запах, разлитый в этой части гробницы. И одновременно он ощущал какую-то особую, собственную атмосферу именно этого места, для определения которой лучше всего подошло бы название — окружение Оливареса. Да, тот непостижимый для него настрой или дух места можно было хотя бы приблизительно передать лишь таким словом. Это определение, подобно внезапно явленной вещи напрашивалось почти машинально, самопроизвольно вытекало из глуби естества без разумных предпосылок. Стихийная проекция первого впечатления.
– 34 -
Но на этом все не кончилось. Находясь в этом месте, граф испытывал некое загадочное ощущение: ему казалось, что он не один в подземелье... нет, он был почти уверен в этом...
Все его нервы были натянуты так, что он дрожал как ошалевшие струны звенящей баядеры...
— Кто здесь?.. Кто здесь?..
Он коснулся крышки гроба, не смея поднять ее. Наконец, закрыв глаза, отважился; почувствовал, как та легко сдвинулась под рукой и, очертив дугу, распахнулась настежь...
Внезапно он открыл глаза и с криком ужаса отскочил назад...
В гробу лежал неповрежденный труп человека, чуть старше самого графа. Длинная белая борода доходила до пояса, необычайно отросшие волосы плотно устилали стенки и дно гроба, покрывая призрачной мантией руки, туловище и ноги. А из этого дикого сплетения сиво-серых волос торчали в окружении брабантских кружев две руки, нет!., две когтистые лапы с нечеловечески длинными, хищными ногтями, белыми как мел и бескровными...
Это был труп дона Оливареса де Савадра, парадоксальный труп, постаревший лет на сорок...