Демон-хранитель
Шрифт:
За этот порыв, обычно так несвойственный холодноватому Элеманилу, я простил ему все на свете, включая те самые жестокие слова, что он сказал когда-то. А дальше была ночь, до самых краев наполненная нежностью и лунным светом. И если Мор был страстен и требователен, иногда почти груб, то ласки Эла были тягуче-неторопливыми и опьяняющими. Мне хотелось целовать мраморный пол, которого касались его узкие ступни, боготворить его волосы и бесконечно смотреть на то, как в его огромных глазах отражаются звезды.
Глава 19 Балтазар ч.3
Мои мужья были
Эл был другим – чувственным, вдумчивым, просчитывающим все наперед. Его невозможно было заставить действовать под влиянием эмоций, разум всегда брал верх над сердцем. Всего парой вовремя сказанных слов он мог заставить окружающих поступать так, как было выгодно именно ему, не устраивая при этом скандала, как Мор. Светлый был прирожденным поэтом и астрономом, великолепно разбирался в растениях, постоянно создавая их новые и новые виды. Мне даже казалось иногда, что Эл говорит с ними, а они его внимательно слушают. Ну, стандартное для эльфа владение мечом и луком, использование магии для смены сути вещей (теперь это называется трансфигурацией). Как ни странно, боевые заклинания ему тоже удавались не хуже, чем Темному.
Если бы меня заставили когда-нибудь выбирать между ними – я бы не смог. Скорее умер бы сам. Это если кто-нибудь посторонний предпринял бы такую попытку – заставить меня сделать выбор. Но проблема была в том, что меня рвали на части сами эльфы. Я постоянно балансировал между ними, как канатоходец над пропастью, никаких нежностей по отношению к одному в присутствии другого, иначе ревность и обиды; никаких подарков кому-то одному, ни малейшего предпочтения, все всем поровну. Дошло до того, что я иногда ловил себя на том, что даже смотрю на них, переводя взгляд с одного на другого через равные промежутки времени. Это попахивало для меня нервным расстройством.
Так хотелось иногда сгрести их в охапку, завалиться в гамак в саду и целовать обоих, пока с них не слетит вся спесь. Но так поступать было нельзя. Друг для друга Эл и Мор оставались если не врагами, то соперниками. А я из главного злодея, против которого можно было дружить, превратился в ценный приз в соревнованиях «Кто более сильный/ловкий/красивый/умный/смелый».
Бездна свидетель, я не знаю, как было лучше. Когда они объединялись, изящно тыча меня носом в мою неполноценность, недалекость, эмоциональную тупость и так далее, или вот теперь, когда они пытались поочередно объединиться со мной друг против друга.
Я пытался с ними говорить, объяснять, доказывать, но Эл и Мор на все мои словесные кружева лишь вежливо улыбались и принимались за старое. Это не было триадой. У меня был гарем из двух эльфов, которые ни на кнат друг другу не доверяли, сердились и ревновали. По-своему, конечно, очень вежливо и сдержанно. Никто никого не проклинал, не грубил, но… в результате все мы страдали. Снова, но теперь уже по-другому.
Так продолжалось довольно долго, пока в один прекрасный момент я не вернулся неожиданно и не застал Эла с Мором целующимися. Стало еще хуже, потому, что ревновал теперь и я тоже. Мое богатое воображение рисовало восхитительные картины того, как они без меня коротают ночи друг с другом. Такие оба безупречно-красивые, одинаково воспитанные и понимающие все с полуслова. По-прежнему страстно влюбленный в обоих, я вдруг решил, что им будет лучше без меня. Идиот я, знаю. Пропал сразу на несколько лет, периодически присылая домой редкие растения, животных, книги, драгоценности, оружие, артефакты…
Когда я, наконец, переборол в себе страх оказаться третьим лишним и вернулся домой, то меня без лишних реверансов затащили в спальню и не выпускали оттуда трое суток, обзывая в перерывах между приступами страсти упрямым рогатым идиотом. Наконец, все стало так, как должно было быть – мы были все вместе, Мор и Эл предпочитали меня друг другу, но и между собой как-то сумели выстроить если не доверительные, то вполне дружеские отношения. За что я им был очень благодарен.
Беда пришла именно тогда, когда ее ждали меньше всего – в самый разгар нашего счастливого медового месяца. Меня вызвали в Инферно. Там стряслось что-то страшное, и нужна была помощь. Каждый демон – раб Князя, потому ослушаться я не мог. Быстро собравшись, долго не мог разжать объятия и отпустить моих змеенышей. Я никогда не говорил им, как люблю, как ценю их, своих супругов, как наслаждаюсь каждым, даже самым коротким, мгновением в их обществе. А тут меня как будто прорвало, как чувствовал что-то. Покрывал быстрыми поцелуями их совершенные лица и говорил, говорил, говорил… как сглазил. Когда я, наконец, нашел в себе силы взяться за кристалл межмирового портала, в двух парах прекрасных глаз моих супругов была такая тоска, как будто мы разлучались навсегда.
Отогнав невеселые мысли, я сжал портал и… попал в самое пекло. В прямом смысле – Инферно было охвачено восстанием. Огненные тролли, сумеречные великаны, саламандры и часть примкнувших к ним низших демонов. Непонятно было, где верх, где низ, кто свой, а кто по обратную сторону баррикад. Я мысленно вознес благодарность Создателю за то, что давно защитил Лунный замок всеми мыслимыми и немыслимыми слоями защиты, укрывая за ними моих принцев. Хоть это и вызвало у них бурю возмущения в свое время. Их высочества желали путешествовать, что им было строжайше запрещено без моего сопровождения.
Следующие события помню смутно. Вроде бы я попал в ловушку повстанцев, не помогала ни моя магия, ни огромный опыт, был ранен и почти умер. Я даже уверен, что был мертв некоторое время, пусть и недолгое. Очнулся от того, что мою спину пронзила совершенно невыносимая даже для демона боль, не мог даже сообразить, где я и как меня зовут. Агония длилась и длилась, кровь заливала глаза, потом была потеря сознания.
Пришел в себя я в замке Князя. Был очень слаб, ничего не мог понять, все тело болело. Восстание было подавлено, о чем мне и сообщил сам Люцифер. Он был как-то непривычно бледен и зол, а на дне непроглядно-черных глаз без белка и зрачка была… жалость.