Демон и Бродяга
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что они живут по десять тысяч лет? – не поверил Коваль.
– Да. Нет. Чрезвычайно сложная программа размножения и жизнедеятельности поддерживается извне, но источник указать сложно. Цикл размножения и передачи функций осуществляется раз в несколько столетий. Подтвердить или опровергнуть данные можно лишь опытным путем, исследуя образцы тканей…
Голос джинна прервался. Словно в ответ на его самые худшие предчувствия, Артур услышал отдаленное женское пение, позвякивание и переливы невидимого оркестра.
– Не отставай, милый, – Сирин продолжала периодически всхлипывать
Коваль так и не понял, это человек-птица подслушала беседу и каким-то образом экранировала коммуникатор или джинна отсекло природным экраном. Наступил момент, когда Артур кожей лица ощутил едва заметную тепловую волну, затем неуловимо изменился вдыхаемый воздух, он стал более свежим и… домашним. Артуру совсем не нравилось, что ему отказывают все привычные и удобные бойцовские навыки, приобретенные наверху. Навыки, за много лет отшлифованные до автоматизма. Сколько он ни старался, он не мог проникнуть ментальным внутренним зрением за границу тьмы. Он наступал куда-то ногами и в метре от себя впереди слышал всхлипывания человека-птицы. Похоже, у Сирин глаза всегда были на мокром месте.
– Чуешь, дух монаший? – шепотом спросила Сирин. – Здесь души иноков витают. Слыхал, как ваш епископ Игнатий говаривал? Толковый был человече. «Инок – истинная вдовица, для которой мир должен быть мертвым», вот оно как… Монахи-то ваши сильны верой были, не то что нонешние, м-да… Заживо себя, считай, в кельях хоронили. Уходили под землю, чтобы уже не возвращаться. Вот и прикинь, сколько таких некрополей по Руси, где души святые витают, освобождения не ждут… По мне так, без разницы, какую веру исповедовал человек, если он заранее подземную долю избрал. Вот, к примеру, ты слыхал о монастыре, основанном преподобным Антонием Печерским в Чернигове? Так вот, милый, оказалось, что Батый не смог монастырь разорить. Попросту не нашел. Смута тогда тоже по земле катилась, и решил преподобный монастырь сразу вполовину под землей закладывать. Потому и не нашли… Ох, мил человек, тебе скушно, да? Давай я тя лучше рифмами повеселю, правда, я веселые не помню…
– Не, лучше не рифмуй! – взмолился Артур, вытаскивая застрявшую в волосах летучую мышь. – Я не знаток поэзии.
Они вошли в высокое холодное помещение. Каждый вздох здесь норовил вернуться троекратно.
– Знаток, не знаток… – Сирин шумно высморкалась. – Ты вроде до седины дожил, а просто так обменяться добром не желаешь… А синий твой болотник просто так добро отдал. Ладно уж, прощевай тогда…
…Я не люблю тебя,Я тоже. Не слишком тебя люблю…Но это не повод холодный ножикПриставить к горячему лбу…Артуру стало грустно, хорошая вроде песня. Но извиниться он не успел, потому что под ногами внезапно кончился пол и он рухнул в пустоту. Летел недолго, приземлился на ноги и чуть не ослеп. Из темноты он вырвался в освещенный тоннель, выложенный из белого кирпича.
Сирин исчезла. Озираясь в поисках пернатого проводника, Коваль едва не налетел на низенького опрятного старичка в железных доспехах,
– Извините, вас можно на секундочку?
– Ох, Род-заступник, уффф, напужал-то!
– Простите, – смутился Артур. – Не хотел вас пугать. Просто мой приятель с крыльями куда-то провалился, а без него тут как-то неуютно. Не подскажете, отец, как мне выйти к развилке? Вроде бы он к развилке меня вел.
– Так, а тебе куды? – прищурился дедок. – На Китеж, на Алатырь али к пристани?
– К пристани ему поздно, – гулко отозвался кто-то из-за поворота тоннеля. – Остатний рыба-кит к Буяну надысь уплыл. Тю-тю, таперича до полной луны хвощ жувать на бережке.
– Спасибо, но к морю мне не надо, – несколько опешив, ответил президент. – Вероятно, вы в курсе, как короче добраться до Малахитовых ворот? Мне туда нужно отнести прах Феникса…
Он спросил и затих. Здесь каждый звук возвращался троекратным эхом. Пол тоннеля задрожал. Из-за поворота, горделиво держа спину, вышел… взрослый китоврас. Артур мгновенно уловил сходство этого трехметрового гиганта с юношей, которого они спасали от голодных зайцев. Только у этого имелись широченные плечи, укрытые шерстяным платком, вокруг мощных бицепсов вилась татуировка, а спину покрывала попона с подсумками.
– Что, Кощей, подойдет он нам? – обратился кентавр к ключнику. – Вишь, струхнул, ворота какие-то ищет… Может, лучше, тогось, по хатам?
– А ему туда не надо, – уверенно отозвался Кощей и укоризненно поглядел на Коваля черным, как у грача, глазом. – Сам-то себе не ври, кровь с молоком! Как вы мне надоели, лепкие, и как у вас язык не отсохнет, врать на каждом шаге?
– А куда мне, по-вашему, надо?
– А тебе сперва поверить бы не мешало. Ты ведь даже не веришь, что я – существую. Тебе легче признать, что беленой опоили. Али вру я? – поднял бровь Кощей.
– Не врете, – признался Артур. Почему-то он не мог заставить себя обращаться к хранителю ключей на «вы».
– Ну вот, славно, что хоть это признал, – показал клыки дедуля. – Теперь давай меняться. Только злата али каменьев не проси, не дам. Справишься, оживлю тебе Феникса, делов-то на час… Ладно, что хочешь воистину, раз уж пришел, кровь с молоком?
Артур подумал.
– Хочу увидеть ад.
– Опаньки, – китоврас и Кощей растерянно переглянулись. – Эка тебя крутит… Но я так и смекал, что каменьев просить не будешь.
– Про вас говорят, что охраняете вход в ад. Я в ад и в рай не верю. Хотелось бы убедиться.
– В рай – не верь, это правильно, – приободрился дед Кощей. – Ну что жжж… русскому человеку, как гриться, вечно надо самому ручками пощупать. Лады. Не пожалей только.
– А что мне надо делать?
– А разве, чтоб попасть в ад, надо что-то делать? – хохотнул китоврас. – Зажмуриться надо, и ты – там…
…Он видел толпу деревенских женщин, таких, как показывают в исторических фильмах про русскую глубинку. Нет, не киношных, эти были слишком костлявые, с болезненно раздутыми суставами, в ссадинах и струпьях, в изорванной одежде… Три шли ему навстречу, и не шли, а почти бежали вприпрыжку, пританцовывая, по самому центру широкого проспекта, по черному, мокрому асфальту, прямо по разделительной полосе.