Демон и Кикимора
Шрифт:
– Крути пальцем колёсико. Не обожгись, вспыхнет огонёк. Долго не держи зажжённым, горючки там всего на несколько минут.
– Ух ты… Цуд! А что ты хочешь? Не крути башкой, знаю: никто Белуну просто так добро не делает. Все от меня чего-то ждут.
– Если так… Выведи меня к Мотолю.
– Не могу. Закрыта тропа. Лоймы шалят.
– Лоймы?
– Чертихи такие. Малые, но злые. Подтолкнут в топь, обождут, пока захлебнёшься, и сожрут. Думаешь, что к тропе шёл, на самом деле – от неё. Следующий шаг – по грудь. Потом по горло. Тебя звать-то как?
–
– Сын кого-то из Мотоля? Не помню тебя.
Почему-то подумалось, что баба Ядя для нечистиков в большем авторитете, чем андрюхин отец-мент.
– Внук Ядвиги Брониславовны.
– Бабы Яди?! Так что же ты молчал? – дед утёр нос рукавом и задумался. – Что же с тобой делать? Назад нельзя. Лоймам я не указ.
– Тогда вперёд.
– Они и там… Есть вариант. Всё же назад. Но очень далеко назад. И далеко отсюда. Согласен?
– Конечно!
– Уверен? Ну что же… Ты сам выбрал, внучок. Давай руку и шагай за мной. Не взыщи.
Его предупреждение поначалу насторожило. Но настроение поднималось вместе с дном болота. Через десяток шагов я уже шагал, проваливаясь меньше чем до колена.
Белун указал мне проход между двумя низкими болотными деревцами и исчез. Не успев поблагодарить, я последовал дальше. Раздвинул руками заросли рогоза, потом багульника… и офигел.
Дальше тоже простиралось болото. Но не полесское. Растения тропического типа, вьющиеся. Названия их не знаю, лианы какие-то.
Много поваленных деревьев. Стволы лежат в воде.
Запах совершенно другой. Гнилостный. Резкий.
Обернулся. Сзади – то же самое. Ни следа чахлых сосен и ставших привычными белорусских кустиков. На горизонте вроде пальмы какие-то… Или это обман зрения?
Зато неглубоко. И туман растаял полностью.
Даже приблизительно не зная, куда забросила меня магия деда Белуна, и ругая себя, что не спросил, я побрёл к просвету в стене растительности.
С облегчением вздохнул, выбравшись на твёрдую поверхность. Видок, наверно… Весь в болотной грязи, в тине. Аж противно. Помыться бы, но где?
Вдоль болота загибалась дорога, метрах в двухстах – указатели, что написано – не разобрать. Точно не Беларусь, там на каждой дороге с указателями – асфальт, здесь только укатанный грунт с неглубокими колеями.
Тарахтение двигателя оповестило о приближении автомашины. Довольно старая, похожа на послевоенную советскую «Победу», но блестит голубым капотом, словно вчера сошедшая с конвейера. Знак номерной непривычный, с надписью Florida, прикручен под левой фарой.
Остановилась.
Вышедшие из неё двое субъектов вызвали у меня предположение, что здесь снимается какой-то фильм. Или ожидается слёт исторических реконструкторов. Или просто чудики.
– From there? – спросил вылезший из-за передней левой двери мощный мужик в широкополой шляпе, жестом показав на болото. – You're crazy! Сrocodiles!
Английский… С чётким протяжным произношением южных штатов США. Летом сорок пятого, когда меня из Королевских ВВС откомандировали на три месяца на Тихий океан, там наслушался и южан, и северян, и всяких австралийских осси. Но не забываем: я только что выбрался из белорусского болота. Какие ещё американцы, крокодилы…
«Твой ангел сказал – довериться естественному ходу вещей? Ну так давай доверять».
Во даёт! Превращение Вани Бутакова из сталинского комсомольца в существо разумное заняло много месяцев, здесь всего четыре дня прошло… Боженька, можешь гордиться своими созданиями, прошедшими интеллектуальный апгрейд в ВКС России.
«Ты английский понимаешь?»
«Ну, подумывал о перспективе на гражданке. «Леди и джентльмены! Наш авиалайнер совершил посадку в международном аэропорту имени Кеннеди…» Продвинулся дальше фразы «Ландан из зэ кэпитл оф Грейтбритн», к сожалению – не слишком далеко. Основное, тем не менее, понятно. Владелец шляпы и блестящей звезды на груди допёр, что изгвазданный в болотной грязи – псих, так как вздумал купаться в компании с крокодилами».
Дед Белун о крокодилах не предупреждал. А также о том, что я окажусь в болоте Эверглейдс на самом юге штата Флорида двадцать восьмого ноября тысяча девятьсот сорок второго года. В разгар Второй мировой войны. Если бы знать заранее, не порол бы чушь и не угодил в психлечебницу прямиком из офиса шерифа. Того самого, что подобрал меня на служебном «Шевроле Мастер», принятым мной за «Победу».
Её здесь ещё даже не спроектировали. Да и повода самого нет, чтоб так называть авто. До штурма Берлина два с половиной года. Если версия истории в мире, куда я попал, совпадает с известной мне.
На отвлечённые темы о множественности миров мне удалось поговорить, когда меня допросили как следует и услышали историю о переносе в США из полесского болота. Почему вдруг разоткровенничался, не замкнулся, не выяснил ситуацию, не скажу. Отупел от неожиданности. Само собой, дорога в дурку в Майами была обеспечена.
Там, среди не слишком буйных психов, я подтянул английский Андрюхи если не до уровня калледжа, то хотя бы чуть лучше, чем «ай эм дъютытудей». Сориентировался, что версия с попаданством гарантирует мне стол и кров в этом уютном месте на много лет вперёд. В довесок – постепенное скатывание в реальное безумие от соседства с настоящими сумасшедшими. А то и лоботомию. Поэтому, наглотавшись в очередной раз таблеток, от которых немилосердно клонило в сон, признался по секрету местному мозгоправу: я не из две тысячи двадцать четвёртого года.
– О'кей, гай, – согласился тот, меланхолично пережевывая жвачку. Доктор Паркер, чернявый пожилой еврей, занимал отдельный большой кабинет, завешенный множеством дипломов о его героической борьбе с душевными недугами. Правда, я не слышал ни об одной его победе, что усиливало желание сдриснуть отсюда. – Так кто же ты?
– Андрей Полещук. Тысяча девятьсот одиннадцатого года рождения. Родители прибыли из России до Первой мировой. Жили на севере страны.
– Какого дьявола тебя занесло во Флориду?