Демон и Мадонна
Шрифт:
Дмитрий бесстыдно терся о её живот своей уже готовой взорваться плотью, не прося, а практически требуя, вымогая. Жадно втянув её сосок, он слегка сжал его зубами, заставляя её тело выгнуться навстречу с отчаянным стоном. Собственное тело уже трясло и пылало, как в лихорадке. Дмитрий повторил пытку со вторым соском, не зная, кого мучает больше: себя или Маню. Её хриплый стон ещё не затих, когда он впился в её губы, ловя судорожное дыхание.
– Скажи, что ты хочешь этого так же сильно, как я, – прохрипел он. – Скажи, что не пожалеешь об этом завтра.
Руки Мадонны скользнули на его ягодицы и резко потянули вниз его боксеры – последнюю преграду между ними. С глухим рычанием он помог ей избавиться
– Скажи! – его голос стал угрожающим рыком умирающего от голода зверя. – Скажи мне, что теперь моя!
Глаза Мадонны распахнулись, и она резко приподняла бедра ему навстречу.
– Ещё нет! – прошептала она, дразня, бросая вызов зверю.
И это было последней каплей в безумном потоке, смывшем весь налет разума и цивилизованности в нем. Волна дикого вожделения снесла все запреты и мысли. Голод: жестокий и первобытный толкнул его бедра вперед, ворвавшись наконец в её тугое раскаленное естество. Маня закричала, выгибаясь и судорожно сжимая его внутри. Замерев лишь на несколько секунд, чтобы впитать в себя её первый оргазм, Дмитрий ловил жадным взглядом отражение наслаждения на её лице. Опершись на руки, он удерживал своё мощное тело над её хрупким, желая видеть всё, не упустить ни одного вздоха или мимолетной сладкой судороги, сотрясавшей сейчас тело любимой женщины.
– Открой глаза! – потребовал он и сделал первое медленное тягучее движение.
Ресницы Мани дрогнули, и глаза распахнулись, огромные и подернутые поволокой страсти.
– Смотри на меня, – хрипел Дмитрий, ускоряя темп мощных первобытных движений.
Маня стонала и дрожала, выгибаясь, ловя его все ускоряющийся ритм. Её широко распахнутые глаза метались от его напряженного лица к мощному сокращающемуся прессу. Вдруг она подняла голову, желая увидеть место соединения их тел, и судорога жестокого удовольствия пронзила тело Дмитрия. Он перенес вес на одну руку и, обхватив её затылок, сам приподнял её голову. Ему хотелось, чтобы она на это смотрела.
– Смотри, любимая, смотри, это я здесь, – хрипел он, сорвавшись в бешеный темп от ощущения ее взгляда. – Теперь только я буду здесь, в тебе, всегда! Моя, ты моя!
Маня выгнулась, срывая голос в хриплом крике, и сжала его внутри так сильно, что его собственный крик удовольствия слился, переплетаясь, с её, так же, как их тела и души в этот момент сплелись, врастая, впаиваясь друг в друга.
Силы покинули его тело. Он смог только переместиться и лечь на бок, чтобы не раздавить Маню, но прижимая крепко её к себе и оставляя их тела соединенными. А потом они молча лежали в тишине и темноте номера и Дмитрия постепенно накрывало осознание того, что только что впервые в жизни он занимался любовью. Не просто сексом, призванным удовлетворить и насытить потребности тела. То, что произошло только что между ним и Маней, было совсем другим. Эта близость взорвала его мозг, начисто выметая весь прежний опыт и память о других. Это было так, как будто никогда раньше и не было по-настоящему и как мужчина он родился только что в объятьях именно этой женщины. Дмитрий прижал Маню еще крепче, осознавая, что она теперь – главное, что есть в его жизни, потому что она и есть эта жизнь и, потеряв её, он просто сдохнет. Это было так неизбежно и так правильно.
– Дим, ты задушишь меня, – жалобно сказала Маня.
– М-м-м-м? Прости, я задумался. – Дмитрий ослабил хватку, понимая, что действительно сжал её так, будто она собиралась исчезнуть.
– Мы, наверное, ведем себя, как эгоисты. Лейла Олеговна там, в больнице, а мы с тобой… тут, как озабоченные. – Кажется, страсть отступила, и Маню начинали мучить сомнения.
– Мань, посмотри на меня. – Дмитрий чуть отстранился. – Никаких сожалений, слышишь? Если бы не наша дурацкая встреча и не тупое упрямство, мы уже давно должны были быть вместе. Это было просто неизбежно. И теперь, когда это, наконец, случилось, я хочу, чтобы ты знала, что это надолго. Слышишь, Маня? Жизнь – странная штука и поступает с нами по-разному. Но ты должна знать, что я не отпущу тебя по собственной воле, никогда не отпущу. Я понимаю, что невыносим и характер у меня не сахар, и могу сделать что-нибудь, что оттолкнёт тебя. Но все равно я буду стремиться исправить все. Ты веришь мне?
– Дим, ты прав: жизнь такая странная и длинная… И ты привык быть свободным. Не стоит зарекаться и загонять себя в рамки. Что бы ни было, я рада что это случилось между нами. Как там будет дальше – не знаю, но этого у нас уже не отнимешь. Но, если поймёшь, что ошибся – держать не буду, отпущу, – тихо ответила Маня.
Дмитрий резко приподнялся и, обхватив её лицо, впился в распухшие губы жадным собственническим поцелуем.
– А я – нет! Даже не мечтай! Не отпущу, не отдам другому, не видать тебе больше свободы! Горло перегрызу любому, кто посягнёт на тебя, слышишь? – прорычал он ей в лицо. – Ты теперь моя, моей и останешься!
Маня улыбалась ему такой счастливой и искушающей улыбкой, что он почувствовал, что тело снова напрягается, наполняясь жаждой, которую не утолил первый глоток.
– Дима?! – Маня распахнула удивленные глаза, когда он опрокинул её на спину, устраиваясь между её бедер. – Не-е-е-ет!
– Маня, нежная моя, да-а-а! – промурлыкал он, потираясь о её живот восставшей в полную силу плотью и целуя её шею.
– Дима, мы и так, наверное, весь этаж переполошили, – захихикала Маня, обхватывая его голову, спустившуюся к её груди.
Дмитрий замер и поднял голову.
– Ну, что сказать, родная, когда вернёмся домой, нашим соседям частенько будет хотеться выйти покурить. – И вернулся к тому, на чём остановился.
– Ди-и-и-има! Ты всегда такой? – задыхаясь, прошептала Маня.
– Прости, я сегодня в плохой форме, но я исправлюсь, – прошептал он, входя опять в её тело. – Ма-а-аня, если бы ты знала, как мне хорошо там внутри! – простонал он в её ухо – безумно сладко и восхитительно горячо. Я готов взорваться, едва войдя в твоё тело! Одно прикосновение – и я рассудка лишаюсь!
Когда они лежали рядом, усталые и взмокшие, Дмитрий вдруг засмеялся хриплым счастливым смехом.
– Дима, что? – удивилась Маня.
– Мань, у меня с тобой или крыша съедет совсем, или я сдохну от истощения на тебе, – ответил он.
– Ты ведь шутишь?
– Нет! Какие же тут шутки, если я хочу тебя, как безумный! Мы не успеваем отдышаться, а у меня в башке всё уже по новой. – Дмитрий продолжал смеяться в потолок.
– Может, это пройдет со временем? – обеспокоенно спросила девушка.
– Ага, пройдет. Оптимистка ты моя! Боюсь, о здоровом сне нам обоим стоит забыть в ближайшее время. Так что пользуйся моментом – сбегай от меня в душ и засыпай, пока еще можешь.
20
Нехотя и не переставая счастливо улыбаться, Мадонна выскользнула из его рук и пошла в ванную. Неожиданно тишину номера разорвал её крик, полный ужаса. Дмитрия подбросило на постели, он влетел в ванную и обмер в ужасе.
Весь пол и дно пустой ванной были усыпаны лепестками кроваво-красных роз. Сами изломанные длинные стебли были разбросаны по полу. Маня наступила на один из них и согнулась от пронзившей ногу боли. Оторвав от ноги стебель и отбросив его от себя трясущейся рукой, она уставилась на него огромными от страха глазами. Капли крови срывались с её пальцев и падали на пол, смешиваясь с лепестками. Схватив её на руки, Дмитрий развернулся и увидел надпись через все зеркало: