Демон искушения
Шрифт:
Это точно была она, решила Юля, проводив девушку взглядом от дома до магазина и спустя минут пятнадцать обратно.
Больше из полуразвалившегося дома на набережной не вышло ни одной мало-мальски заслуживающей внимания особы. Пара подвыпивших мужиков слонялась от подъезда до павильона и обратно. Женщина средних лет с коляской. Три старушки вышли, посидели на скамеечке. Но никто, кроме этой девушки, подпадающий под описание, данное Настей, оттуда больше не выходил и туда не возвращался.
Это точно была Вика, еще раз решила Юля, принявшись ждать возвращения девушки из магазина.
Из
На деньги Степана наверняка гуляет, укололо Юлю. А ведь на часть этих денег и она смело может претендовать как вдова. Только попробуй докажи это!
Вика зашла в подъезд и через несколько минут появилась на балконе, нависшем прямо над подъездным козырьком, с огромным банным полотенцем в руках. Резким движением руки сдвинула в сторону прищепки на тонкой веревке и начала развешивать полотенце. Потом вдруг обернулась на распахнутую балконную дверь, прислушалась, замотала головой и рассмеялась, продолжив вешать полотенце. Ушла вскоре, забыв прицепить полотенце прищепками. Видимо, ее кто-то позвал из недр квартиры, поняла Юля. Кто-то у нее был в гостях. Кто-то, для кого покупалось угощение.
Быстро утешилась, язвительно подумалось молодой вдове. У нее как-то выскочило вдруг из головы, что сама она так и не смогла в должной мере оплакать погибшего мужа. Запекшимся и затаившимся до времени оказалось с чего-то ее собственное горе.
Следующие полчаса ничего не происходило. Нужно было уезжать домой. На Вику она посмотрела. Оценила в должной мере. Степана если и не оправдала, то поняла точно. Вика была самой хорошенькой и юной из всех увиденных ею его женщин. Нужно было уезжать, а она все медлила и медлила. Минут через сорок даже начала подумывать о том, чтобы навестить красотку. Зачем и для чего, не знала. Но желание подняться к той в квартиру, появившись, уже не отпускало. Зудело и точило, зудело и точило. Юля даже принялась ноготь на большом пальце правой руки погрызывать, чего не делала со школы.
Ну, придет она к ней и что скажет? Здрасте, я жена Степана. Правильнее, вдова. А кто такой Степан? А при чем тут Степан, если она шампанское уже с другим пьет, ананасами закусывая. Так пьет на деньги Степана, можно было бы возразить. И деньгами этими стоило бы поделиться с законной правообладательницей. Ага, щас! Раскрывайте сумку, насыпят!
Глупо так. И делать нечего было там, а все равно ерзала на сиденье, то и дело порываясь выйти на улицу.
Неизвестно, чем бы закончился ее любопытствующий зуд, не выскочи Вика снова из подъезда. Разрумянившаяся, растрепанная, еще более порывистая, чем до этого. Резким движением руки, груди и торса остановила тачку, как-то так у нее получилось изогнуться. Влезла на переднее сиденье, расхохоталась словам водителя, ткнула его в плечо и укатила почти на час.
Юля сникла. Чего теперь было ждать? Надо было либо идти к Вике раньше, либо уезжать теперь. Неизвестно же, сколько та проблукает. Может, вернется только вечером. Вдруг есть захотелось, вспомнилось, что не
Меланхоличная полная девочка, видимо, не имела ни малейшего представления о том, как следует реагировать на просьбы взрослых. Она вынесла Юле из душных дощатых недр павильона пакет жирного кефира, слойку с курагой и совершенно позабыла отдать сдачу, удрав в рекордно короткие сроки.
Юля вернулась в машину и принялась давиться кефиром, успев насорить в салоне слойкой так, что есть уже было нечего. Вышла, выбросила остатки в урну, тщательно вытерла руки влажной салфеткой и снова уселась в машину, будто приговорил ее кто сидеть и наблюдать за чужим подъездом.
Вика вернулась на такси. Вышла из машины с матерчатой сумкой, туго набитой чем-то тяжелым. Несла, сильно перегнувшись на один бок. Вошла в подъезд, а Юля тут же засекла время, дав сопернице десять минут на то, чтобы войти в квартиру и отдышаться после тяжелой ноши.
Десяти минут не прошло. Вика выпрыгнула на подъездные ступеньки все с той же своей тяжелой ношей минуты через три, самое большее — через пять, после того, как скрылась за подъездной дверью. Выпрыгнула, споткнулась, тут же выпрямилась и помчалась куда-то вдоль по набережной. Лицо у нее при этом было такое…
Лица на ней не было, как принято говорить. Перекошенные ужасом черты уже не могли показаться приятными. И даже приятный глазу смуглый оттенок ее кожи был уничтожен бледностью.
Чего она так испугалась? Испугалась же, неспроста улепетывает, не оборачиваясь на дом, в котором прожила все последнее время. Что могло заставить ее бежать?! Что?!
И Юля вопреки всем законам здравого смысла решила узнать — что за страх погнал ее соперницу.
Вот проклятое бабье любопытство, а! Что оно способно сотворить с нормальной, в принципе здравомыслящей женщиной! По законам логики ей бы лететь с этого места так же стремительно и не оборачиваясь. Ведь если напугалась одна, непременно будет напугана и другая, так ведь? Так, конечно! Нет же, решила посмотреть…
— Посмотрели?
Невзоров сидел рядом с Юлей на скамеечке перед своим домом, курил безостановочно, забыв, что собирался бросить, и время от времени косился на нее со смесью недоверия, жалости и раздражения.
Верить ей он был не обязан. С какой стати? Видит ее первый раз в своей жизни. Весь рассказ ее и в самом деле напоминает бред сумасшедшего, вернее, сумасшедшей. И почему, интересно, она так поздно обратилась за помощью?
— Так воскресенье было на другой день. Выходной. Вы не работали, — просто пояснила Юля, когда он задал ей этот вопрос.
Жалко было ее немного, если принять на веру ее непричастность к убийству и всем аферам, разыгранным неверным супругом. Ведь доказать теперь хоть что-то будет черт знает как сложно. И что доказывать? Что она не убивала своего мужа? Так он вроде бы уже успел умереть. Опознавал кто? Она! Как же сумела опознать в нем супруга, если это был не он? Вопросов будет столько у следствия, что запутают, запугают и закроют непременно.