Демон Максвелла
Шрифт:
– «Теперь представьте, – говорит наш профессор, – что этот демон обучен открывать и закрывать дверь для этих молекул. Когда он видит приближающуюся разогретую молекулу, он пропускает ее в эту сторону, – и он рисует большую букву «Ж» в правой части котла, – а когда охлажденную и медлительную – наш послушный демон закрывает дверцу и оставляет ее в холодной части котла.
Мы зачарованно смотрим, как его морщинистая рука выводит букву «X».
– «Не следует ли из этого, – рассудил профессор, – что чем холоднее будет становиться левая сторона котла, тем больше будет разогреваться
Доббс вынужден согласиться, что, скорее всего, это должно сработать, и добавляет, что уже встречался с такими демонами, только для управления такой системой им требовались силы.
– Вот именно! Силы! Прошло несколько десятилетий, и другой озабоченный физик опубликовал статью, в которой доказывал, что даже если такая система будет создана и демон будет выполнять свою работу, не получая никакой заработной платы, все равно на этого мелкого беса придется израсходовать некоторые средства. Он будет нуждаться в силе для того, чтобы открывать и закрывать дверцу, и в питании, чтобы эти силы не убывали. Короче, его нужно будет кормить.
Прошло еще несколько десятилетий, и следующий пессимист добавил, что к тому же потребуется свет, чтобы различать молекулы. Таким образом, из результата вычиталась еще часть энергии. Двадцатый век породил еще более пессимистичных теоретиков. Они стали утверждать, что мелкий бес Максвелла будет нуждаться не только в питании, но и в образовании, иначе он не сможет отличать разогретые и быстро передвигающиеся молекулы от охлажденных и медленных. Они заявляли, что мистеру Демону придется записаться на специальные курсы. А это означает – плата за обучение, плата за проезд, приобретение учебников, а возможно и очков. Новые траты. Что в сумме…
И чем все это закончилось? После столетия теоретических споров физики пришли к удручающему выводу о том, что маленький прибор Максвелла будет не только поглощать энергии больше, чем вырабатывает, он будет делать это по экспоненте! Это вам ни о чем не напоминает, детки?
– Мне это напоминает атомные электростанции, которые строятся в Вашингтоне, – заявляет мой брат Бадди.
– Вот именно, только гораздо хуже. А теперь представьте, пожалуйста, что этот котел… – он снова склоняется над картинкой и меняет букву «Ж» на «Д», – представляет собой познавательный процесс современной цивилизации. А? И скажем, с этой стороны у нас «Добро», а с той – «Зло».
Он меняет букву «X» на изысканное «3» и показывает нам картинку сквозь поднимающийся пар.
– Это наше раздвоенное сознание! Во всей своей обреченной славе! А посередине стоит все тот же средневековый раб, которому приказано отсеивать в круговерти опыта зерна и отделять их от плевел. Он выносит последнее и окончательное решение, и зачем? Вероятно, для того, чтобы каким-то образом нас совершенствовать. Чтобы мы стали еще более зернистыми, получили бы магистерскую степень в этой области и поднялись на еще одну ступеньку из слоновьего дерьма. Вероятно,
Зажав чековую книжку двумя пальцами, он опускает кисть на воду.
– И наши сбережения начинают оскудевать. Мы начинаем брать взаймы у будущего. Мы чувствуем, что происходит что-то непоправимо дурное. Мы утрачиваем смысл, а нам ничего не остается, как цепляться за него, или мы потеряем управление. Мы колотим в кабину паровоза и кричим: «Кочегар! Побольше горячих молекул, черт бы тебя побрал! Мы теряем управление!» Но чем больше мы стучим, тем прожорливее он становится. И наконец мы понимаем: нам ничего не остается, как его уничтожить.
Мы не спускаем глаз с его руки, погружающейся в воду вместе с чековой книжкой.
– Однако за последнее столетие эти кочегары сколотили неплохой профсоюз и подписали незыблемый контракт, в соответствии с которым их присутствие обязательно при любой нашей сознательной деятельности. Стоит кочегару уйти, и за ним уходят все остальные – от штурмана до последнего матроса. Нас может нести на скалы, но мы ничего не в состоянии сделать и только беспомощно стоим у штурвала и ждем, когда корабль пойдет ко дну.
Последнюю гласную он протягивает, понижая тембр, как виолончель.
– О мои отважные мореплаватели, я сообщаю вам горькую правду – наш новенький корабль тонет. Каждый день все больше и больше людей тонет в депрессии, бесцельно скитается в пучинах антидепрессантов и хватается за соломинки психодрамы и регрессивного катарсиса. Но проблема вовсе не в иллюзиях прошлого. Нас губит ошибка, которая была заложена в программу сегодняшнего механизма.
Чековая книжка исчезает под водой, не оставляя после себя на поверхности ни малейшего следа. И тут секретарша нарушает молчание своим бесцветным голосом:
– Что же вы предлагаете, доктор? Судя по тому, что вы говорите, у вас что-то есть на уме.
Ее бесцветный голос – это единственное, что она унаследовала от Небраски. Вуфнер окидывает ее взором, и лицо его покрывается влагой, как у какого-нибудь морского Пана, потом он вздыхает и вытаскивает из воды вымокшую чековую книжку.
– Извини, дорогуша, но доктор еще ничего не придумал. Может, когда-нибудь мне это удастся сделать. А пока могу посоветовать лишь одно – не ссориться со своим демоном, поменьше предъявлять к нему требований и удовлетворяться малым… а главное – постоянно быть здесь!
Мокрая чековая книжка шмякается на воду. Мы снова подскакиваем, как испуганные лягушки. Вуфнер издает смешок и встает, бледный и одутловатый – вылитый Моби Дик.
– Все свободны. Мисс Омаха? Студентка, находящаяся в столь прекрасной форме, вряд ли станет возражать против того, чтобы довести своего бедного престарелого педагога до кровати, а?
– Вы мне позволите сопровождать вас? – спрашиваю я. – А то мне уже пора к автобусу.
– Конечно, Девлин, – ухмыляется он. – Вы можете захватить вино.