Демон ночи

Сандему Маргит

Но если когда-то она считала его достаточно симпатичным, чтобы выйти за него замуж, то теперь она чувствовала лишь отвращение при мысли о том, что он должен прикоснуться к ней.

Жалость, сострадание, да. Но не нежность! У нее и раньше-то не было к нему подобных чувств.

Он теперь казался вдвое старше нее. Страдающий от ревматизма, шаркающий ногами, как старик, беззубый, с трясущимися руками, лысый, совершенно лишенный мускулов, со старческой грудью и животом…

Для него же она была просто мечтой. Франк не понимал, насколько он переменился. Он был по-прежнему обходительным и приветливым человеком,

хотя кое-что в его характере изменилось не в лучшую сторону. Сам не замечая этого, он беспрестанно жаловался. Это были не прямые жалобы, не слишком надоедливые, но все-таки! «Будь добра, Ванья, принеси мне вязаный жакет, здесь что-то прохладно» или «Могу я взять эту последнюю горбушку хлеба? Так неприятно видеть, когда выбрасывают хлеб, ты же знаешь, я так долго обходился без хлеба…» – и так весь день, потому что он жил теперь в Липовой аллее, не имея собственного жилья. Конечно, она понимала его и хотела помочь ему, но никаких чувств при этом не испытывала.

Наблюдая за ней целую неделю, Бенедикта решила серьезно поговорить с ней.

– Дорогая Ванья, – сказала она, – от тебя исходило сияние радости все это лето, и мы были счастливы, что ты наконец вышла из состояния жуткой депрессии. Но теперь… когда Франк вернулся домой и ты должна была бы радоваться, как никто, ты совершенно сникла.

– Неужели? – испуганно произнесла Ванья. – Я не думала…

– Не думала, что это будет заметно? Ты никогда не умела скрывать свои настроения. Что с тобой? Ты не рада фантастическому спасению Франка?

– Да, конечно, я рада за него, ты хорошо это знаешь! Но за себя я не рада. Да… он ведь никогда не значил для меня слишком много. Не то, что Сандер для тебя. И теперь все складывается просто ужасно. Что мне делать, Бенедикта? Мне не хочется обижать его!

Бенедикта озабоченно посмотрела на нее.

– Твоя радость этим летом… У тебя есть другой мужчина, Ванья?

Ванья горько рассмеялась.

– Другой мужчина? Нет, Бенедикта, могу тебя уверить, что это не так!

Это был вовсе не мужчина. Это был демон, которого уже нет здесь.

– Нет, я просто подумала… – нервозно рассмеялась Бенедикта. – Ты уходила каждый вечер…

Ванья вся сжалась. Но все-таки ответила спокойно:

– Да, я люблю гулять в лесу и размышлять. Я постоянно это делаю.

– Собственно говоря, в детстве ты больше любила отсиживаться в своей комнате.

Потому что Тамлин был тогда там!

– Но совершенно ясно, что тебе лучше всего бывать одной, – продолжала Бенедикта. – Ванья, мне так хотелось бы, чтобы ты доверилась мне!

В какой-то момент Ванья уже готова была сделать это. Рассказать все. Но поймет ли Бенедикта? Да, она была меченой, но она не была такой, как Марко. Марко мог понять, что существуют демоны. Но Бенедикта?..

Ванья посмотрела на нее. Она казалась такой статной в своем белом, с кружевной отделкой, платье. Улыбка ее была мягкой, приветливой и озабоченной одновременно, взгляд выражал смирение, словно она опасалась, что ее могут не понять. Бенедикта всегда казалась Ванье красивой, и не было никаких сомнений в том, что вся ее красота шла изнутри. Ведь внешность меченого из рода Людей Льда могла быть просто уродливой. Бенедикта, конечно, не относилась к числу уродов, она была просто чересчур рослой и плотной, лицо

ее выражало почти мужскую силу. Она редко пользовалась своими специфическими способностями. И была счастлива в жизни. Но теперь она так беспокоилась за Ванью и так боялась, что та оттолкнет ее, что Ванья была почти тронута этим – почти. Вздохнув, Ванья сказала:

– Придет день, и я доверюсь тебе, Бенедикта, ведь ты для меня ближе матери. Но теперь я не могу об этом говорить. Я напишу тебе письмо.

Бенедикте стало немного легче, когда она узнала, что все-таки Ванье есть, о чем рассказать.

– Я понимаю, – кивнула она. – Марко, конечно, об этом знает, да?

– Да. Он знал об этом, хотя я ему ничего и не говорила.

Протянув руку своей сводной сестре, Бенедикта сказала:

– Спасибо за то, что ты собираешься написать мне! И не спеши, я могу подождать.

– Да, хорошо, мне потребуется на это время. Но, Бенедикта, мы не поговорили о главном. Что мне делать с Франком?

– Он тебе очень противен? Ванья отвернулась.

– Прожить с ним всю жизнь? Этого я не выдержу!

– Тогда тебе не следует выходить за него замуж. Ты еще встретишь нужного человека.

– Тебе легко говорить, – с горечью произнесла Ванья. – Ты можешь не верить мне, но я уже говорила с Франком о моих чувствах и осталась ни с чем. Я не из тех, кто выходит замуж только из жалости к человеку, тем самым разрушая его жизнь. Я сказала Франку, что у нас с ним ничего не получится, что мы оба изменились и так далее. Но, что ты думаешь, он сделал? Он расплакался и пригрозил, что покончит с собой.

– Но ты ведь ему не поверила?

– Сначала не поверила. Но он говорил это вполне серьезно! Когда я случайно оказалась в конюшне, я увидела, что он готовит петлю, чтобы повеситься.

– Нет, неужели?.. – воскликнула Бенедикта, отворачиваясь в страхе и отвращении.

– И я сказала ему, что он не должен этого делать, а он упал на колени и стал упрашивать меня сдержать свое обещание, потому что я в его жизни – все… И это закончилось тем, что я с большой неохотой пообещала ему выполнить свое обещание, – устало продолжала она. – Но только в течение одного года. Он был просто счастлив, сказав, что для него это целая жизнь. Но меня это вовсе не радует. Я могу вытерпеть год, но не более того.

– И что же… потом? Ванья закрыла глаза.

– За это время я постараюсь убедить Франка в том, что мы не можем продолжать так дальше.

– Я не об этом тебя спрашиваю, Ванья, – мягко сказала Бенедикта. – Если все пойдет так, как положено, у вас будет ребенок. Что ты будешь делать с ним?

Ванья посмотрела ей прямо в глаза.

– Я попрошу тебя позаботиться о нем, – с неожиданной жесткостью сказала она.

Бенедикта поняла, что она говорит это всерьез.

– А как же ты сама? – спросила она.

– Об этом я напишу тебе. Я объясню все. Ах, Бенедикта, почему моя жизнь такая тяжелая?

Она заплакала, и Бенедикта обняла ее, как она это делала много раз, когда Ванья была еще ребенком. Она чувствовала, что Ванья страдает, и у нее не было никаких сомнений в том, что Ванья была в их роду одной из тех, кто страдает больше всего. Но она скрывала в себе свою скорбь, никто не имел права разделять ее.

Никто, кроме Марко. А его теперь не было с ними.