Демон против всех
Шрифт:
– Мадемуазель чайна-систа! Был бы благодарен, если бы выделили мне трусы или кальсоны.
Нарисовавшись перед столиком, где отдыхала сестричка, раздавшая пациентам вечерние пилюльки (я свои втихую выкинул), показал жестами, какой части гардероба мне не хватает.
Девушка изумлённо воззрилась на меня и что-то сказала. Наверно, даже не девушка, а молодая женщина между двадцатью пятью и тридцатью, проще сбить «Тандерждет», чем определить возраст китаянки. Она была ничего, если только по вкусу азиатки с типичным разрезом глаз и хрупкой фигуркой ростом, наверно, меньше полутора метров.
Я повторил
Она вздохнула, опустила ресницы и направилась в дальний конец коридора. Медицинский халатик, по идее – просторно-мешковатый и асексуальный, скорее подчеркнул, чем скрыл её миниатюрные формы. У двери китаянка обернулась и быстрым взглядом окинула коридор, затем потянула меня внутрь.
Там всё началось чрезвычайно быстро, без предисловий. Она толкнула меня на мешки с чем-то мягким, сама набросилась сверху. Не знаю, что и как там с восточной техникой соблазнения, девушка действовала очень по-простому, зато душевно. Опыт у неё, бесспорно, имелся.
Через минуту на мне не было не только пижамы, но и рубахи на завязочках, та улетела куда-то в обнимку с халатиком сестрички. С какой-то реактивной скоростью барышня достигла кайфа и сама себе зажала ротик, сдавливая крик, рвущийся в такт движениям. В полумраке кладовки я видел её расширенные миндалевидные глаза, в них полыхало какое-то очаровательное безумие… Я кончил, будто выстрелил из пушки в «Тандерджет». Буквально через несколько секунд почувствовал, что потратил не весь боекомплект или же перезарядился мигом. Руки снова обвили её и перевернули на спину, губы нашли вишенки сосков на крохотной груди. Накатило ощущение, если через секунду не начну, меня просто разорвёт…
Когда отдышались оба, и китаянка шепнула мне что-то ласковое, я спросил Володю:
«Тебе понравилось?»
«Вышка! Даёшь, чертяка подземный».
«Я же обещал: со мной будет трудно, но весело».
Девушка вдруг заторопилась, показав пальчиком на дверь, и принялась натягивать халатик. Мне ничего не оставалось, как взяться за пижаму.
Только в палате я вспомнил, что так и не выпросил у сестрички бельё, хоть красноречиво гладил ладонями себя по… Какой же я дебил! Она решила, что пациент охаживает свои гениталии, и подумала: нужно помочь русскому лётчику-герою. Неудобно вышло. Вот и попробуй найти взаимопонимание с этими китайцами. Впрочем, я не в претензии.
Глава 3
Фото на память
Сверхъестественная скорость заживления привела в шок доктора Вашкевича. Он колупал шрамы на месте выходного и входного отверстия. Могу и их зарастить, причём – непроизвольно, если симпатичная медработница снова затянет меня в кладовку, и гормональный всплеск подстегнёт обмен веществ. До вселения в Бутакова я даже слов таких не знал – обмен веществ, метаболизм. В Англии чуть повысил уровень образования.
– Старший лейтенант! – воскликнул Вашкевич. – Никогда бы не поверил, что такое возможно за два дня, если бы сам не делал дренаж раны.
– Согласен! – я зябко поёжился, кальсонами и трусами так и не разжился, даже носками. Всё же март, не май месяц, прохладно. – Только вечером того же дня пришёл ко мне пожилой китаец, размотал повязку, приложил какие-то мерзко пахнущие тряпицы и велел не снимать до утра.
– Он говорил по-русски?
– Да. Почти без акцента. Конечно, это ещё более странно, чем заживление раны. Хотя… у меня есть предположение.
– Какое же?
– Я всей душой потянулся к товарищу Сталину и попросил: помогите, дорогой Иосиф Виссарионович! Хочу воевать за трудовой народ.
Скептик-эскулап разве что пальцем у виска не покрутил. Зря. По Мошкину знаю, и по его однополчанам тоже, товарищ Сталин для них – это всё. Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полёт. Обращение к нему невероятные силы пробуждает. С именем Сталина на устах бросались грудью на амбразуру, кидали самолёты на огненный таран вместо того, чтобы прыгнуть с парашютом или тянуть к своим. У закоренелых материалистов вроде Вашкевича, не понимающих силу самовнушения, крайне ограничен кругозор.
С русскоговорящим китайцем я попал в цель. Проигнорировав упоминание Генералиссимуса, доктор загорелся поисками чуда народной медицины. Как же, сверхбыстрое исцеление советских лётчиков. Может – и сверхбыстрое излечение членов ЦК КПСС! Голова кружится от такой перспективы.
В общем, я отправился в санаторий неподалёку от Андуна поправлять здоровье. Надеюсь, к возвращению в авиачасть и у полковой медслужбы не возникнет особых вопросов по поводу быстрой регенерации. Обойдёмся без военно-врачебной комиссии для допуска к полётам.
Было это так. К госпиталю подкатил «Виллис», ещё от американцев оставшийся, в нём Петро Сидоренко и мой комэск Вишневский. За рулём сидел китаец. По новому революционному закону, любой иностранец, даже из категории «русский с китайцем братья навек», сбивший на машине китайца, был обязан пожизненно содержать семью усопшего, даже если погибший в ДТП сам виноват в происшествии.
Наших Вашкевич предупредил, привезли шинельку, бельё, ботинки, штаны. Переодетый, я забрался на заднюю скамейку. Пока ехали, пообещал: вернусь в часть, отметим сбитый «Шутинг». По тому, как отвернулся командир эскадрильи, понял, что дела обстоят нехорошо. Он рассматривал завезённые французами платаны, которыми была обсажена дорога, будто в сплетении их ветвей мог увидеть что-то новое.
Водитель лавировал между крестьянами. Попадались изредка и повозки с запряжённой хилой лошадкой, обычно низкорослой, как вариант – парой ослов, но большинство «грузовиков» представляли собой крепышей в однообразных чёрных либо тёмно-тёмно синих куртках типа телогрейки и круглых чёрных шапочках, толкавших одноосную деревянную тележку. Кто в стоптанной обуви или в обмотках на ногах, кто в деревянных башмаках на босую ступню.
Велосипедистов встречалось немного и ни одного на велорикше, о которых наслышался из рассказов о Востоке. И хотя Мошкину вылили на голову ушат агитации по поводу блестящего будущего у революционного коммунистического Китая и беспримерном энтузиазме подданных Мао, ничего подобного здесь не наблюдалось. Люди были задавлены бедностью и тяготами. Война с японцами и гражданская настолько загнала их в нищету, что они просто выживали… Ни на одном лице не читалось радости по поводу приближения весны.