Демон против всех
Шрифт:
Единственный радиоприёмник солидной марки «Телефункен» отыскался в кабинете заведующего. К нему я и напросился. Тот не без колебаний разрешил. Ещё бы, советский лётчик-подранок – особый клиент. Вроде все китайские люди – братья, равноправные и свободные до поросячьего визга, но кастовость у них в крови! Я – уважаемый. Уверен, на моём месте был бы уважаем офицер местных ВВС. А попади в санаторий неким чудом работяга-кули, об него ноги вытирали бы. Но не моя задача переделывать их в духе демократии, тем паче в преисподней демократией даже не пахнет.
Ночью, сделав тихо-тихо, чтоб никто не слышал в коридоре, я скрючился
Я слушал английские, французские, испанские голоса… Ночью короткие волны приобретают волшебное качество огибать мир, голоса передатчиков слышны на другой стороне планеты. Как это происходит, когда над самим передатчиком сияет солнце? Понятия не имею. Спросите что попроще, например, как крутануть иммельман и не свалиться в штопор.
Не скажу, что русский язык мне не мил. Но в теле Мошкина я слышал по-русски матюги, политпросветительные накачки, всякое техническое из области авиации и про всякую бытовуху, последние два пункта – тоже отчасти матом. Это нормально, только несколько однообразно. А «Телефункен» дарил мне стихи, песни под гитару. Слушал я новости, обработанные не советским армейским политотделом, а пропагандой американцев, тоже враньё, но совершенно иной взгляд на вещи.
Самая банальная радиопьеска с поползновениями на юмор в жанре комедии положений вызвали восторг не меньше сексуального! Наверно, появись здесь чайна-систа, я бы отвлёкся с ней на полчасика, но потом всё равно прилип бы к радиоприёмнику.
«Чего же хочешь ты?» – спросил меня Володя, и я не нашёлся сразу, что ему ответить.
Много лет мои желания не имеют определяющего значения. Марксисты твердят: свобода – это осознанная необходимость. Мою необходимость осознают за меня другие, существующие за барьером жизни и смерти. Но сейчас редкий случай, что я сам подпишусь бороться для той же цели – не допустить начала очередной мировой войны. Пусть мой вклад будет невелик, сколько-то сбитых бомбардировщиков или истребителей прикрытия – пусть. Каждый должен что-то делать на своём месте. Наверняка я – не единственный агент под солнцем, есть и другие. Они тоже делают нужное на своём месте.
Поэтому сейчас я хочу одного – соскочить при отзыве авиаполка в Союз и перевестись в прибывающую часть, чтобы задержаться в Китае сколько возможно.
А пока – отъедаемся. В столовой авиачасти дают пищу европейского типа и казённого качества. Здесь, в санатории, не удалось отведать утку по-пекински, зато поел мяса удава с лапшой нереальной длины, удав здесь – редкий деликатес. Близ всех общепитовых мест в Китае витает запах растительного масла, им обожают поливать и на нём жарить.
Чтоб не разжиреть на китайско-народных харчах, начал заниматься, закрывшись в своей комнате. Всякие кун-фу, карате-до и карате-после происходят отсюда, из Восточной Азии. На том свете я поднаторел немного, нахватавшись от покойных умельцев махать руками-ногами, очень помогало усмирять слишком буйных зэ-га. Знания и навыки со мной, но к ним нужно приспособить тело.
На заднем дворе перерубил мелкой ладошкой Мошкина десяток-другой кирпичей и ухмыльнулся: если бы Вашкевич узрел такое перевоплощение худосочного пилота под действием китайских травок и китайской кухни, точно побежал бы строчить диссертацию. Сразу докторскую – он же доктор.
Глава 4
Пепеляев
В назначенный день китаец прикатил один. Он твердил «Андун! Андун!» и что-то показывал руками. Почему с ним не приехал никто из полка, он объяснить не смог. Точнее – объяснял, но я ничего не понял.
Мы вернулись к домам неподалёку от аэродрома, бывшим японским казармам, где квартировал лётный состав. Там было пусто. Валялся какой-то мусор возле дверей, окошко хлопало на ветру. На календаре первое апреля. Это что – шутка такая?
«С Петром не попрощался», – опомнился Володька.
«И хорошо. Надо мной висит проклятие, распространяющееся на друзей и всех близких. В Испании фрицы поймали моего товарища, сослуживца ещё по Бобруйской авиабригаде, измордовали, порубили на куски и сбросили их нам. Со всеми держим ровные отношения, ни с кем не сближаемся. Ради их блага».
Я отправился в столовую. Там китайцы, понимающие по-русски, если повезёт, то и советский пастух-старшина.
Увы, старшины не нашлось, понимание местных не простиралось далее аксиомы, что русских надо кормить. Даже – отсутствующих. Во всяком случае, котлы были полны, клубился рисовый пар, тушились овощи, пахло жареной рыбой. Лежали синие куры перед разделкой, здесь их убивали не сворачиванием головы, а каким-то изуверским способом, чтоб вышел злой дух. Не понимая, что делать, кому докладываться, не в штаб же дивизии, я вышел наружу и вдохнул апрельский воздух. Здесь первого апреля гораздо теплее, чем в Лондоне.
А потом раздался нарастающий звук, который трудно с чем-то спутать. С запада над невысокими горами в небе проступили две точки, быстро увеличивающиеся в размерах, за ними – другая пара.
«Володька, это наш шанс летит! Скорее на поле!»
Вижу, доставивший меня китаец поднял капот и колупался в моторе. Надеюсь, ничего ответственного выкрутить не успел.
Я кинулся к нему и жестами показал – нужно на аэродром. Напрягая более чем скудные познания в китайском, около десятка слов, промычал «букхэтси!», что должно было означать «пожалуйста». Не знаю, что вышло, водитель глянул на меня ошарашенно, как будто узрел мою демоническую сущность, и без разговоров захлопнул капот, через минуту мы понеслись к лётному полю. Обычно лётчиков возили на автобусах с правым рулём, технарей – на бортовых грузовиках.
На стоянках осталось несколько самолётов от моего прежнего полка, не знаю – запасные, неисправные или предназначенные в дар одному из двух братских народов – китайскому или северокорейскому. Скорее – корейскому, судя по характерной форме красных звёзд в кружке. По рулёжке катился МиГ-15 с цифрами 325, заходил на посадку следующий – с красным до кабины носом, оттого похожий на… не буду пошлить.
У стоянок суетился незнакомый мне технический персонал. Я обождал малость, пока по приставной лесенке выберется из кабины пилот первого самолёта, обычно это командир части или эскадрильи, и двинул к нему.