Демон шарлатана. Часть первая
Шрифт:
– Они будут ждать возвращения друзей и, не дождавшись, испугаются ещё больше. Думаю, дрожа от страха, они проторчат на том этаже до самого рассвета. Мы можем разве что свести их с ума, но напугать сильнее - вряд ли.
– Как тебе будет угодно, - услужливо согласилась муза, и это не выглядело насмешкой.
Покинув брошенную стройку, мы двинулись к моему дому. Даже те немногие звёзды, кои можно было разглядеть на высоте, исчезли под рассеянными лучами пыльных фонарей. Мне стало грустно: целая вселенная вращалась вокруг моей колыбели, а я мог лишь тянуть к ней детские ручонки и бессильно реветь. Мне неимоверно захотелось
Запутавшийся в анализе самоанализа, я углубился в свои мысли и почти не замечал окружающего мира, и потому был немало удивлен возникшем на моём пути плечистым незнакомцем в характерной кепке и не менее символизирующем спортивном костюме - этакой униформе вольного разбойника двадцать первого века.
– Слышь, есть телефон позвонить?
Не нагружая мозг обдумыванием лишних вариантов, я быстро и как можно сильнее пнул угрозу моему благосостоянию в пах и, схватив демоницу за руку, помчался вместе с музой от света фонарей в ближайший темный переулок. Позади затихали матерные окрики, но шума погони я не слышал, посему уже через минуту остановился, дабы перевести дух.
– Зачем убегать от одного противника, которого ты уже обезвредил?
– удивилась дьяволица.
Я изумился наивности древнего демона и ответил, что данные животные подобны шакалам или гиенам и никогда не проявляют агрессию поодиночке.
– Только стаей, только при осязаемом и несомненном превосходстве сил эти выродки осмеливаются охотиться. Поэтому, если хотя бы один ведёт себя нагло, можно не сомневаться, что остальные шакалы рядом, подкрадываются и страхуют уродливого собрата. Единственный способ избежать ущерба - привести их в смятение, что несложно, ибо они трусы, и скрыться, пока псы не вернули самоуверенность.
– Чувствуется жизненный опыт.
Лукавить было ни к чему, и я признал, что несколько раз попадал в лапы уличных шакалов, после чего приходилось расставаться с частью наличного имущества.
– К некоторым людям моя ненависть небеспричинна. Но пойдем уже домой.
Глава 8.
Утро выдалось мерзким в самом прямом смысле сего слова: пасмурным, прохладным, изредка срывался мелкий дождь. Серые тучи над серым городом, как головная боль, тяготили сердце и помещали в душу вялое отвращение. Когда-то в юности, подобно множеству духовно обогащенных уникумов, я говорил, что люблю дождь и считаю его красивым, но после того как однажды мне пришлось провести под холодным ливнем целые сутки в паре тысяч километров от дома без возможности укрыться под сухой крышей, сие погодное явление внезапно стало мне гораздо менее симпатично. С путешествиями автостопом я с тех пор также покончил, сочтя романтику вольных странствий недостаточной компенсацией за риск застрять у чёрта на рогах, хотя о полученном опыте никогда не жалел.
Порой мне кажется, что боги хаоса оберегают моё жалкое тело от чрезмерных повреждений только из интереса, в какую невообразимо безнадежную передрягу я встряну в следующий раз. И я стараюсь их не подводить.
Ловя раскрытой ладонью редкие капли, я сидел на скамейке в тени высокого памятника какому-то богатому грузину: серый гранитный ангел, скорбно склонив голову, придерживал руками округлое, похожее на щит, блестящее надгробие. Фамилия покойника с характерным национальным окончанием была начертана прекрасным готическим шрифтом под точно так же выбитым в камне портретом, к коему, чувствовалось, приложил руку подлинный мастер; и мне подумалось, что посмертные покупки обошлись покойнику дороже любых прижизненных.
Надгробие Тимура, кое я мог разглядеть издалека, выглядело гораздо скромнее. Похоронная процессия уже следовала за плывущим на плечах родственников и друзей мертвеца гробом, а Сани всё нигде не было. Сам я участвовать в погребении не собирался и даже, косо взглянув на ритуал, отвернулся: смотреть, как друга закапывают в сырую землю, было невыносимо. Смерть мне в принципе не нравилась, но делать её ещё отвратительнее, отдавая покойников червям и жукам-могильщикам, представлялось полным неуважением к некогда разумной плоти.
– Если мне не удастся добиться бессмертия, проследи, пожалуйста, чтобы мой труп сожгли, - попросил я музу, сидевшую рядом.
– Странно, что тебя это волнует, - заметила она.
– Не в твоём духе заботиться о старой одежде.
– Моё тело - не одежда. Оно как кисть художника или скрипка - инструмент для творчества, а не только средство обслуживания. Даже если я умру, в нём останутся следы моей игры - как в гитаре, настроенной последний раз погибшим музыкантом; и потому оно заслуживает почтительного отношения.
Демоница помолчала.
– Не могу сказать, что хорошо поняла твою мысль, но обещаю проследить за этим, если появится возможность.
Я снова покосился на последователей культа смерти. Они уже принесли гроб к заранее вырытой могиле, но опускать не спешили. Священника в толпе скорбящих мой взгляд не выловил, что, впрочем, предсказуемо следовало из глубокого апатеизма покойника, и посему я не мог понять, почему те медлят, пока не посмотрел в противоположную сторону - к воротам кладбища. Там остановился вишневого цвета "форд" Сани, из которого, помимо владельца, вышла последняя подруга Тимура.
К тому времени меня уже изрядно утомило бесцельное ожидание, поэтому я живо вскочил и направился к прибывшим, из коих только девушка направилась к могиле, а Саня облокотился на открытую водительскую дверцу и ждал меня.
На узкой кладбищенской тропинке пройти мимо знакомого человека, не поздоровавшись, оказалось слишком невежливым даже по моим понятиям, посему я выдавил из себя скомканное приветствие и запутанное соболезнование, после чего намеревался двинуться дальше, но Вика продолжала загораживать путь.
– Ты не пойдешь к могиле?
– спросила она. Даже в бесформенном черном сарафане и платке, без намека на косметику, она всё равно оставалась весьма привлекательной, и нетрудно было понять, почему Тимур пошёл на такое великое деяние ради этой женщины, как избиение почти десятка человек.
Я отрицательно покачал головой. Удивление на лице собеседницы намекнуло, что следует пояснить своё отношение.
– Я сторонник кремации. Идея создавать специальное место, где можно прощаться с мертвым, кажется мне лицемерием, поскольку всегда можно сделать это в своём уме. Память людей хранит частицы чужой личности лучше, чем земля.